Опьянение победой после битвы.
Страх за Эмбер при приближении грозы.
Желание во что бы то ни стало вспомнить прошлое.
Гнев на то, что лишило его памяти.
И потом, когда тепло ее тела было им воспринято, накатила такая могучая волна желания, что Эмбер едва. удержалась на ногах. Она не ощущала уже ничего, кроме страсти Дункана к ней, ничего больше не видела, ничего не чувствовала. Он наполнил ее душу и тело чувственным голодом, подобного которому она никогда раньше не испытывала.
Дункан.
Хотя Эмбер не окликнула его по имени вслух, он открыл глаза и впился в нее пылающим взглядом.
Словно стальные браслеты, пальцы Дункана охватили запястье Эмбер. Он притянул ее к себе с силой, которой невозможно было сопротивляться. Да она и не хотела сопротивляться. Она хотела лишь ответить на его необоримое желание, которое взывало к ней из каждой частицы существа ее темного воина.
Когда Дункан обнял Эмбер, она не стала противиться, хотя он так крепко прижал ее к себе, что у нее от нехватки воздуха закружилась голова.
Она ничего не сказала, но Дункан понял.
— Я буду дышать за тебя, — прошептал он.
Он впился в ее губы поцелуем, который получился бы грубым, если бы она сама не старалась еще теснее прижаться к нему, еще глубже ощутить его вкус, проникнуть к нему под кожу.
То же самое чувствовал и Дункан; ему хотелось оказаться еще ближе к Эмбер, ощутить еще более полное соприкосновение плоти с плотью, утолить терзавший его тело голод единственно возможным путем.
Дункан смутно понимал, что повалил Эмбер на землю и что ее руки отталкивают его.
— Прошу тебя, — сказал он. — Ты нужна мне.
Из горла Эмбер вырвался какой-то нечленораздельный звук. С усилием, от которого его охватила дрожь, Дункан отпустил Эмбер.
В то же мгновение Эмбер вскрикнула, словно от удара. Дункан протянул к ней руки, чтобы успокоить, но тут же понял, что не доверяет самому себе.
— Дункан? — окликнула его Эмбер.
Голос ее дрожал, как и рука, которую она ему протягивала.
— Ты — как огонь в моей крови, в моей плоти, в моей душе, — резко сказал Дункан. — Если я еще раз прикоснусь к тебе, то возьму тебя.
— Так прикоснись ко мне.
— Эмбер…
— Возьми меня.
Одно долгое мгновение Дункан смотрел в золотистые глаза и на протянутую руку девушки, которую желал так, как не желал даже самой жизни.
Потом он коснулся ее, ощутил снедающий ее жар, увидел у нее в глазах неукротимый огонь желания, пожиравшего и его тело.
Свирепый мужской голод Дункана излился на Эмбер, словно огненная река. Она стала искрой, подхваченной вихрем, безрассудно горящей, беспомощно уносящейся ввысь, навстречу неведомой судьбе. Повинуясь инстинкту женщины, она стремилась найти в теле Дункана и убежище, и пищу для огня, чтобы он разгорелся еще жарче.
Дункан притянул Эмбер к себе с силой, которая едва повиновалась его воле. Прикосновение к ее губам, их вкус заставил его застонать от нахлынувшего с удвоенной мощью желания. Своим телом он пригвоздил ее к земле, а его язык скользнул между ее зубами, подчиняя ее рот настойчивым, изначальным ритмам.
С такой же неуемной, как и у Дункана, страстью Эмбер старалась оказаться еще ближе к нему, облегчить себе и ему эту пытку обоюдным возбуждением, эту муку, которая была одновременно и острым наслаждением. Ее руки ощупывали его тело, ища возможность пробраться под одежду.
Ощущение рук Эмбер на лице, на груди, на бедрах было для Дункана одновременно и райским блаженством, и адской мукой. Когда она нашла средоточие его желания, то наслаждение стало таким острым, что он чуть не умер. Она вдруг почувствовала сильный толчок его бедер, раз, другой, третий, и услышала стон, исторгнутый из глубин его страсти.
Эмбер ощущала и упоение Дункана, него неистовое, неудовлетворенное желание. Но, как ни велико было удовольствие от ласкавшей его руки Эмбер, одной этой ласки было недостаточно. Она ощущала его неутолимый жар, солоноватый вкус страсти у него на шее и понимала, что льет скорее масло, а не воду в огонь его желания.
— Покажи мне, как смягчить твои страдания, — торопливо сказала Эмбер. — Я не вынесу голода, который так терзает тебя!
При этих ее словах у Дункана вырвался стон, какой мог бы издать лишь человек, подвергаемый настоящей пытке. Его руки провели по телу Эмбер сверху вниз, до бедер. Сильные пальцы на мгновение впились в них, и всю ее пронзило ощущение удовольствия. Она едва успела перевести дыхание, как его руки уже скользнули вниз по ее ногам до самых ступней и обратно.
Эмбер почти не замечала укусов холодного осеннего ветра, потому что испытываемое Дунканом предвкушение удовольствия хлынуло в нее, вытесняя все другие чувства. Когда его рука протиснулась у нее между ног и ощутила жаркую влагу ее тела, и нашла его готовым, его бурная радость мгновенно передалась ей.
Вместе с этим пришло и ее собственное пронзительное наслаждение, потому что, убирая руку, он задел набухший бугорок ее желания. Она инстинктивно потянулась за повторением этой ласки, извиваясь под телом Дункана, безмолвно требуя.
— Да, — хрипло сказал он. — Я тоже не могу больше ждать.
Его руки стиснули бедра Эмбер, остановив и раздвинув их в одно и то же мгновение. В следующее мгновение он вошел в нее.
Жгучая боль вонзилась в тело Эмбер, но ее тут же унес поток бурного наслаждения, захлестнувший Дункана, когда он почувствовал, что погрузился в нее целиком. Потом настал миг полной неподвижности и изумления.
Дункан попытался обуздать неистовство, бившееся у него в крови, но все было напрасно. Эмбер была подобна бархатному огню, который плотно обволакивал его, лаская каждую частичку его исстрадавшейся плоти. Прерывисто застонав, он начал двигаться, ища своего завершения в ее теле.
Его исход обрушился на Эмбер подобно буре. С долгим, прерывистым вздохом она обвила его руками, чувствуя одновременно и экстаз, и неистовство, толчками переливающиеся от него к ней.
Но когда утихло последнее содрогание, вместо покоя пришло ощущение подавленности. Дункан откатился в сторону и увидел то, чего боялся, — кровь возлюбленной ярко алела у него на теле.
— Я сделал тебе больно, — пробормотал Дункан сквозь стиснутые зубы. — Во имя ран Господних, я не хотел этого! Что со мной случилось? Я никогда еще не вел себя так с женщиной!
— Успокойся, — сказала Эмбер, касаясь его щеки. — Со мной ничего не случилось.
— Но у тебя кровь!
— Конечно. Так бывает всегда, когда девственница впервые принимает в тело мужчину.
Выражение лица Дункана казалось бы забавным, если бы не было ясно, в какой он повергнут ужас.
— Ты была девственна? — резко спросил он.
— А ты еще сомневаешься? — вопросом на вопрос ответила Эмбер, чуть улыбаясь. — Истина сияет на тебе, словно алый стяг.
— Но ты откликнулась так быстро, так неистово — как сокол, летавший много раз.
— Неужели?
— Клянусь Господом, да!
— Не мне судить, — просто сказала она. Дункан закрыл глаза и попытался осознать меру содеянного. Эмбер была девственна, она отдалась ему… а он не дал ей ничего, кроме боли.
Теперь он был в этом уверен. Он ведь ощутил миг разрыва так же ясно, как должна была ощутить она, но продолжал отвергать эту мысль вопреки собственным ощущениям.
