Если я лишу Эмбер девственности, то женюсь на ней.
Даже если память к тебе не вернется?
Да.
Я спрошу с тебя за эту клятву.
Дрожащими пальцами Дункан поправил на Эмбер одежду так, чтобы полностью прикрыть ее тело.
Эмбер следила за ним тревожным взглядом, ничего не понимая. Его прикосновение сказало ей, что он испытывает одновременно и гнев, и огорчение, и отвращение к самому себе, но не могла по одному лишь прикосновению догадаться о причине.
— Дункан, — прошептала Эмбер. — Что случилось? Он посмотрел на нее померкшими, утратившими часть своего света глазами, в которых она никогда еще не видела столько теней. Рот его кривился от того же мрачного чувства.
— Ты была нетронутой, — хрипло сказал Дункан, — а я взгромоздился на тебя, словно животное. Клянусь Господом, меня следовало бы высечь кнутом!
— Нет! Ты же не силой взял меня.
— Но и не доставил тебе удовольствия.
— Что ты хочешь этим сказать?
Выражение замешательства на лице Эмбер никак не помогло Дункану восстановить утерянное чувство собственного достоинства.
— Что сегодня ты не получила того наслаждения, которое познала в Долине Духов.
— Зато сегодня я очень глубоко познала твое наслаждение. Разве это плохо?
С возгласом, выражавшим отвращение, Дункан отвернулся, ибо ему стало просто невыносимо видеть свое отражение в ее встревоженных золотистых глазах.
— Темный воин? — шепотом окликнула его Эмбер. Ее прерывающийся голос болью отозвался у него в сердце. Простое прикосновение ее пальцев к его запястью сковало его могучую силу.
— Скажи мне, что плохого я сделала?
— Ты не сделала ничего плохого.
— Тогда почему ты отворачиваешься от меня?
— Это я от себя отворачиваюсь, — резко сказал Дункан, — но в какую бы сторону я ни повернулся, вижу, что я уже там. Оставь меня.
Как только Эмбер убрала руку, Дункан вскочил на ноги. Несколькими порывистыми движениями он оправил на себе одежду и стоял, прижав к бокам крепко стиснутые кулаки.
— Ты сможешь сидеть на лошади? — спросил он сквозь сжатые зубы.
— Конечно.
— Ты уверена?
— Дункан, — с досадой сказала Эмбер, — я приехала сюда верхом на лошади, вместе с тобой. Ты разве забыл?
— А потом я разодрал тебя до крови. Спрашиваю тебя еще раз: можешь ли ты ехать верхом?
— А я еще раз говорю тебе: да!
— Хорошо. Нам надо быстрее ехать в замок.
— Почему? Он не ответил.
Эмбер взглянула на небо. Лишь недавно зловещее и грозное, все в зигзагах молний, сейчас оно было жемчужно-серым, словно грудка голубки.
— Смотри-ка, — удивленно сказала Эмбер. — Гроза миновала!
Дункан бросил на небо короткий, мрачный взгляд. Потом в задумчивости повернулся и посмотрел на рябину, охраняющую вечный сон холма.
Ты довольна, рябина?
Лучше бы ты дала мне умереть, чем жить и стать воином, не владеющим собой, бесчестящим девственниц.
Горьких мыслей Дункана не облегчило и сознание того, что ему придется испытать на себе неудовольствие Эрика: ведь он лишил девственности ту, которой покровительствовал молодой лорд.
Дункан со всей очевидностью сорвал запретный плод. И теперь должен расплачиваться за последствия.
И уповать на то, что, исполняя одну клятву, он не нарушает какую-нибудь другую, которую не помнит.
— Идем, — решительно сказал Дункан и направился к лошадям. — Надо договориться о свадебной церемонии.
Глава 12
— Лорд, там какой-то пилигрим с бегающими глазками требует, чтобы его пропустили к тебе, — сказал Альфред.
Эрик поднял голову от рукописи, которую изучал и которая была написана по большей части загадочными, изящными рунами. Вслед за ним подняли головы и огромные лохматые волкодавы, лежавшие у его ног. Оранжевое пламя очага метнулось, отразившись у них в глазах.
— Пилигрим, — повторил Эрик, без всякого выражения в голосе.
— Да. Так он говорит.
Слова рыцаря не в полной мере выражали его пренебрежение, зато голос и поза наверстывали упущенное с лихвой. Он просто источал презрение.
Эрик бросил последний, долгий взгляд на рукопись и отложил ее в сторону.
— С какой целью желает он меня видеть? — спросил Эрик.
— Говорит, что ему кое-что известно о Шотландском Молоте.
Сидевший над креслом Эрика сокол резко крикнул на всю комнату.
— Вот как, — пробормотал Эрик. — Очень интересно.
Альфред явно был скорее раздосадован, чем заинтересован.
— Где он его видел? — спросил Эрик. — Когда? При каких обстоятельствах? И уверен ли он, что тот человек — действительно Шотландский Молот?
— Этот невежа сказал только, что ему надо поговорить с тобой с глазу на глаз и в такой тайне, какой не бывает и на исповеди.
Эрик откинулся на спинку своего дубового кресла, взял в руки серебряный кинжал и стал концами пальцев поглаживать плавные рунические строки, начертанные на лезвии.
— Очень странно, — сказал Эрик. Альфред прочистил горло.
Своим крючковатым клювом сокол следовал за каждым движением пальцев Эрика, словно ожидая, что вот-вот начнется кровавая охота.
— Пусть войдет.
— Слушаюсь, лорд.
Поворачиваясь, чтобы выйти, Альфред с опаской посмотрел на птицу. Бывало, что она налетала на людей, а не на пернатую добычу и не терпела привязи, на какую обычно сажали соколов, пока держали их в доме на жердочке.
Тихим свистом Эрик успокоил хищную птицу. Она распустила крылья, потом аккуратно сложила их по бокам и снова стала немигающим взглядом следить за тем, как пальцы Эрика ласкают блестящее лезвие кинжала.
Прибытию пилигрима в большой зал Каменного Кольца предшествовал вполне различимый запах. Это был смешанный запах алчности, страха, рвения и тела, которое не знало ласки воды с самых крестин.
— Где ты это нашел? Может, в курятнике? — лениво спросил Альфреда Эрик. — Или же оно было погребено под кучей дохлой рыбы?
Альфред ухмыльнулся.
— Нет, лорд. Оно само ко мне подошло, по своей воле.
— Что ж, — пробормотал Эрик, — не всем дано, как это умеют Наделенные, ценить удовольствие, доставляемое теплой водой.
Пилигрим неловко переступал с ноги на ногу. Его одежда, хотя и сшитая из дорогой ткани, сидела на нем плохо, как если бы была скроена для другого человека. Или нескольких человек. Его волосы были бы цвета
