убедился, что его связали крепко, на совесть.
— Мне надо к Эмбер, — настойчиво проговорил Дункан. — Она не такая, как другие. Чужое прикосновение может оказаться для нее столь же губительно, как и удар мечом. Желая того или нет, ты причинил ей страшную боль. Пусти меня к ней.
Доминик почувствовал движение Мег у себя за спиной и сделал полшага в сторону, продолжая заслонять ее от Дункана.
Эти полшага вывели его на освещенное солнцем место. Он снял свой боевой шлем и посмотрел сверху вниз на Дункана. В чистом и ярком свете еще разительнее стал контраст между его черными волосами и прозрачными серыми глазами.
На плече черного плаща Доминика светились глаза Глендруидского Волка — они казались живыми, полными древней мудрости.
— Ты знаешь меня?
Дункан ответил лишь яростным рычанием.
— Тебя околдовали, — продолжал Доминик. — Мы твои друзья, однако ты не помнишь нас.
По телу Дункана прошла дрожь.
— Нет, просто я был болен, — хрипло сказал он.
— Ты помнишь, что было до того, как ты оказался в Спорных Землях? — спросил Доминик.
— Нет.
— Знаешь ли ты вон того человека? — Доминик указал на Свена.
Дункан посмотрел. Лицо его приобрело напряженное выражение, когда он попытался отогнать тени и увидеть лежавшую за ними истину.
— Я… — Голос Дункана превратился в хриплый шепот. — Я лишился памяти.
— Знаешь ли ты эту женщину?
Доминик отступил в сторону, оставив Мег одну на солнечном островке. Ее свободно подвязанные волосы огненно пламенели. Ее ни с чем не сравнимые глаза были того густого изумрудного цвета, какой бывает лишь у глендруидских женщин.
У Дункана вырвался какой-то странный звук.
— Разве ты не узнаешь меня, Дункан? — ласково спросила Мег. — Когда-то мы с тобой вместе ловили бабочек.
Выражение страдания мелькнуло на лице у Дункана. Воспоминания блеснули подобно лунному свету на неспокойной воде.
— Ты научил меня ездить верхом, — продолжала Мег мягко, но настойчиво, — охотиться, забрасывать соколиную приманку. Мы были обручены, когда мне было всего девять лет.
Внезапно кусочки памяти соединились — лицо, имя, детство, пронизанное девчоночьим смехом.
— Мегги? — прошептал Дункан. Улыбка преобразила лицо Мег.
— Да, Дункан. Мегги. Из всех обитателей Блэкторнского замка ты один так меня называешь.
При упоминании Блэкторнского замка тени в голове у Дункана закружились вихрями. Он повернул голову и посмотрел на Саймона.
— Ты упомянул о Блэкторне, когда мы сражались в поединке.
— Верно. Это и помогло мне победить тебя, — сказал Саймон.
— Блэкторн…
Могучее тело Дункана сотрясла дрожь. Еще несколько кусочков памяти соприкоснулись друг с другом и прочно сплелись.
— Лорд Джон, — проговорил Дункан, глядя на Мег. — Мой… отец?
— Да, твой отец, — подтвердила она. — Хотя он и не женился на твоей матери, потому что не был свободен.
Дункан издал какой-то непонятный звук.
— Каким-то образом я это помнил.
— Помнил Джона?
— Нет. То, что я бастард. — Дункан закрыл глаза. — Мегги, ради всего святого, пусти меня к Эмбер.
От неприкрытой мольбы в голосе Дункана у Мег в горле встал комок.
— Приставь кинжал к его горлу, если нельзя иначе, — сказала она Доминику, — но дай мне посмотреть ему в глаза.
Не говоря ни слова, Доминик вынул из ножен свой боевой кинжал, опустился на колени и приставил лезвие к горлу Дункана.
— Не вздумай шевелиться, — невозмутимо произнес Доминик. — Ты мне дорог, но моя жена мне дороже всего на свете.
Не обращая на кинжал никакого внимания, Дункан смотрел лишь на эту глендруидскую женщину, которая опускалась на колени возле него, сопровождаемая приглушенным позвякиванием колокольчиков. Глаза цвета яркой зелени в разгар весны заглянули в его глаза, видя его так, как это умели делать только непостижимые женщины глендруидов.
Воцарилось долгое молчание, когда было слышно только, как ветер срывает с ветвей яркие осенние листья.
— Пусть Дункан идет к ней, — сказала наконец Мег.
— Нет! — воскликнул Саймон со злобой в голосе и в глазах. — Дункан был моим другом, а эта проклятая ведьма украла у него разум!
Грациозным движением Мег поднялась с колен и подошла к Саймону. Его светлые волосы отливали на солнце золотом, но глаза были подобны кусочкам безлунной ночи.
— Дункан не околдован, — промолвила Мег. Саймон посмотрел в бездонные зеленые глендруидские глаза. Потом перевел взгляд на девушку, неподвижно лежавшую под одеялом.
— Как можешь ты так говорить? Проклятая ведьма украла у него память, — зло возразил ей Саймон. — Это же ясно как день!
— Использование черной магии оставило бы такую отметину в душе у Дункана, которую мог бы стереть разве что сам Господь Бог, — сказала Мег. — У Дункана нет такой отметины.
Саймон снова повернулся к Мег.
— Неужели ты думаешь, — тихо спросила она, — что я могла бы сознательно впустить к нам врага?
— Нет.
— Неужели ты думаешь, что я могла бы каким бы то ни было образом подвергнуть жизнь Доминика опасности?
— Нет, никогда.
Прозвучавшая у него в голосе уверенность отразилась и в его глазах. Он был до глубины души убежден, что Мег любит его брата такой любовью, какую ему не снилось и увидеть между женщиной и мужчиной на этом свете.
Мег прочитала по лицу Саймона, что он не сомневается в ней, и мимолетно коснулась его щеки в знак благодарности.
— Тогда поверь мне, — прошептала она, — когда я говорю, что Дункан не околдован.
— Если бы это говорил кто-то другой, а не ты… — Саймон замолчал и провел пятерней по своим светлым волосам.
Мег молча ждала.
С жестом покорности судьбе Саймон отвернулся.
— Я сам принесу ему колдунью.
— Нет! — яростно воскликнул Дункан. — Ты что, не понимаешь? Твоя ненависть причиняет ей боль.
Саймон посмотрел на Мег.
— Дункан, — сказала Мег, — если мы развяжем тебя, ты поклянешься не нападать на нас?
— Да, если только вы больше не сделаете Эмбер ничего плохого.
Мег уже собиралась вынуть свой кинжал, чтобы разрезать на Дункане веревки, но Доминик придержал ее руку.
