Игорь Игоревич вдруг почувствовал, что почему-то сильно устал. Он несколько расслабил безупречный узел галстука, некрасиво сгорбился, сел за свой стол и сказал тоже почти чистую правду:
– Просто вы самый сильный класс в параллели... На ком же мне еще опробовать тесты, которые я сам разрабатываю?
В классе повисла тишина. Одно дело воевать с педагогом, который несправедливо выходит из себя, и совсем другое с таким, каким несчастным и подавленным вдруг сделался не слишком любимый Демократизатор.
– А может быть, это Олег? – раздался вдруг тихий голос Аси Бондаренко.
Весь класс мигом повернулся к ней. Неужели тихоня Аська готова сдать своего возлюбленного?
– Дунаевский? – на всякий случай переспросил историк.
– У нас нет другого, – ответила Ася. – Может быть, он это в отместку за то, что между вами произошло? Я так думаю, потому что...
– Аська, ты совсем офонарела? – перебил ее Ткачев. – Если он увлекся другой, то это не повод...
– Не повод? – вскочила со своего места Ася. – А зачем он на все мониторы сунул свою Джульетту?! Чтобы я знала свое место?!
– Может, это не он!
– Он это! Больше некому! Он! Он! – Ася разрыдалась, закрыла лицо руками и вылетела из класса.
Одиннадцатиклассники молчали.
Игорь Игоревич переводил взгляд с одного юношеского лица на другое и ничего определенного сказать не мог: один ли кто-нибудь из них так отвратительно над ним подшутил или они это сделали сообща. А может быть, действительно во всем виноват Дунаевский... Может, кто-то из «В»... А может, сама Юля Дергач таким образом расквиталась с ним, хреновым Демократизатором, за своего возлюбленного? А что? Сейчас и девушки могут быть очень продвинутыми пользователями компьютеров и хорошими программистками... А уж жертвенность влюбленных известна всему миру! Тоже нашлась Джульетта...
Игорь Игоревич резко выдохнул и вдруг почувствовал, что ему всё равно. Абсолютно всё – всё равно! Он одним движением отключил от питания компьютерную сеть, и изображение Юлии Дергач исчезло со всех мониторов одновременно.
– Это вы зря! – раздался в полной тишине голос Ткачева.
– Урок окончен, – не отвечая Руслану, сказал историк. – Вы свободны.
– А тестирование-то когда будет? – глухо спросила Рогозина.
– Я подумаю над этим вопросом, Тамара, – ответил Игорь Игоревич и добавил: – Идите домой. Я же знаю, что сегодня мой урок у вас последний.
11-й «А» еще какое-то время был недвижим и безмолвен. Потом со своего места поднялась Рогозина и сказала:
– Ну что ж... До свидания, Игорь Игоревич... Пошли, ребята!
Вслед за Тамарой со своих мест стали подниматься и остальные. Почти каждый попрощался с историком лично. Никогда еще этот кабинет не слышал столько раз произнесенное:
– До свидания, Игорь Игоревич!
Когда за последним учеником закрылась дверь, «хренов Демократизатор» обхватил голову руками. Лучше бы они продолжали его ненавидеть, чем жалеть! А они всегда его ненавидели, ненавидели! И ведь он знал об этом, но даже в мыслях никогда не пытался облечь это свое знание в словесную форму. Он пытался доказать своим ученикам, что неколебим и непобедим вне зависимости от того, как они к нему относятся. И что ему абсолютно все равно, как они к нему относятся. И что же вышло? Вышло, что они, несовершеннолетние, победили его, такого умного, интеллигентного и тонкого. Игорь Игоревич взял в руки указку, выточенную руками Дунаевского. На ней вилась надпись: «Простите меня, Игорь Игоревич!»
– Простите и вы меня, Дунаевский, – пробормотал историк и сломал указку о колено.
После незадавшегося урока истории троица друзей из 11-го «А» устроилась в холле соседнего супермаркета, поскольку на улице было очень холодно и промозгло.
– Ну и что станем делать? – Тамара Рогозина, как часто бывало, начала разговор первой.
– А, собственно, почему мы что-то должны делать? – задал свой вопрос Ткачев. – Судя по всему, Демократизатор сам решил дело не раздувать. Похоже, жаловаться не пойдет.
– А если пойдет? – не унималась Тамара.
– Ну, хорошо, допустим, пойдет. И что?
– Как это что? Нас же начнут пытать: кто, да зачем, да почему...
– Тогда надо потребовать от класса, чтобы тот, кто это сделал, до коллективной пытки признался нам во всем. А мы уж сообща выработаем стратегию дальнейшего поведения.
– Ага! Раскатал губу! – усмехнулся Кулешов. – Ты сам-то признался бы в таком?
– Я-то непременно признался бы, – рассмеялся Ткачев. – Такое дело забабахать, и чтобы школа не знала своего героя! Это не по мне! Я был бы готов на публичную порку, если бы сумел взломать Демократизаторов комп!
– А если бы тебя за это исключили из школы? – спросила Тамара.
– Да за что? За то, что урок сорвал? Так это дело обыкновенное! Небольшая выволочка у Валентины в кабинете – вот и все, что грозило бы.
– Ты, Руслик, похоже, забыл, что на всех мониторах алело-переливалось прямое оскорбление учителя истории, – напомнила ему Рогозина.
– Ой, такое уж оскорбление! Игорек прекрасно знает, как его называют. И мне всегда казалось, что кликуха ему почему-то даже льстит.
– Да, но на компах было написано, что он Демократизатор не простой, а хренов!
– Ну и что! Вот, например, Борька Фраер из 9-го «Б» вообще выматерил трудовика, и что? Исключили?
– Да по этому Фраеру давно колония плачет! Он и без исключения скоро допрыгается! Менты за белы ручки куда надо уведут!
Ребята помолчали. Тамара поправила сползшую на лоб шапочку, покусала губы и сказала:
– И все-таки мне интересно, кто это сделал и при чем тут Юлька – Джульетта?
– Так может, Аська права? У Дунаевского куча причин напакостить Демократизатору, – выдвинул предположение Кулешов.
Тамара испытующе на него посмотрела и спросила:
– А скажи-ка мне чистую правду, Кира! Вот если бы ты решил напакостить, скажем, Валерьянке, с которой у тебя напряженные отношения, ты стал бы облеплять ее кабинет моими портретами?
Кулешов громко присвистнул и ответил:
– Ну, Томка! Ты прямо Агата Кристи и Анастасия Каменская в одном лице! Не стал бы Дунаевский подставлять свою любовь! Это точно! Да ни один парень не стал бы! Если он, конечно... мужик!
– Тогда получается, что это не Дунаевский. А если не он, то кто? Мы... – Тамара обвела всю компанию широким жестом, – опять вернулись к тому же самому вопросу.
– Надо искать, кому это выгодно! – Ткачев поднял вверх палец и, улыбаясь, спросил: – Я правильно мыслю, Агата Анастасиевна?
– Дурак, – отмахнулась от него Тамара. – Все сложнее, чем тебе представляется!
– Да ну!
– Не «да ну», а точно. Понимаете, ребята, исполнителей может быть как минимум два! Одному нужно было за что-то отомстить Демократизатору, другому – подставить Дергачиху. Может существовать еще и третий – просто технический исполнитель, хакер то есть...
– Один и тот же человек вполне может ненавидеть Демократизатора с Юлькой и одновременно быть хакером, – не согласился Ткачев.
– Теоретически да, а практически – нет, – продолжала стоять на своем Рогозина.
– Почему?
– Потому что хакеров среди нас сроду не водилось. Или я чего-то не догоняю, мальчики?
– Ну... в общем... где-то так... – после длительного раздумья сказал Кулешов. – Какую-нибудь скромную
