тощая, костлявая и длинная. Лицо, как у мадонны? Нашли себе мадонну! Гладкое невыразительное лицо, на котором даже не за что зацепиться: ни тебе больших глаз, ни пухлых губ, ни родинки на виске, как у Зойки. А волосы? Конечно, я их зачесываю гладко назад и убираю в хвост, но не потому, что мне так нравится, а потому, что мои дурацкие волосы совершенно не пушатся. Я пыталась завивать их на бигуди или щипцами, но на них получались такие неестественные заломы, что приходилось размачивать. Честно говоря, я здесь подумывала было о том, чтобы потом, дома, попытаться навить себе таких же спиралек, как у Риты, но теперь не могу даже о них думать. Не потому что меня похвалили без спиралек, а потому что с ужасом вспоминаю, как Рита визжала, перебирая дрожащими пальцами свои отрезанные локоны.
Я отошла от зеркала, села на стул у кровати и стала ждать обеда. Я не могла даже читать про преступление в английском замке, хотя так и не поняла, кто там убийца. Неужели Игорь на виду у всех сядет со мной за один стол? Это будет очередной его поступок, учитывая, что все по-прежнему уверены, что я маньячка, которая по ночам стрижет несчастным красавицам волосы.
Кстати, потом я узнала, что перед обедом Кирилл Михайлович проводил со всеми собрание, пытаясь убедить, что я ни в чем не виновата, и призывая настоящего виновника по-тихому прийти к нему в кабинет. Он обещал, что никому не выдаст его тайны, только поговорит по душам. Никто не верил, что это не я. Все читали мой дневник и считали меня ненормальной. К Кириллу Михайловичу в кабинет так никто и не пришел.
На обед я спускалась по лестнице на трясущихся ногах. Даже держалась за перила, чтобы ненароком не оступиться. На нервной почве я явилась в столовую раньше времени – за столами еще никого не было. Села на свое место и застыла над тарелкой с борщом, которую передо мной поставили, раз уж я пришла. Постепенно все столы уставили борщами, и зал начал заполнялся ребятами. Мне пришлось опустить ложку в тарелку и делать вид, что я ем. Хотя можно было и не делать никакого вида – никто на меня и не смотрел. Кому надо смотреть на отверженную, тем более что впереди такое веселье, как костюмированный бал- карнавал!
Я сразу почувствовала, что Игорь пришел, хотя на дверь и не смотрела. Я смотрела только в красные воды борща. Подняла глаза только, когда он шлепнул по столу своей тарелкой рядом с моей. На белую скатерть выплеснулись три кровавые капельки. А что, если он меня просто пожалел, как тогда в школе Гальку Долгушину с кактусом? Тогда, помнится, мне очень хотелось оказаться на месте Долгушиной, а сегодня мне уже не нужна была его жалость. Совершенно!
Я смотрела в глаза Игоря, а он, очень серьезно, – в мои. В столовой повисла тишина. Я вынуждена была есть борщ, хотя совершенно не хотела. Вся столовая молча ела свои борщи, потом зразы с грибами, потом вафли с чаем. В меня все это с трудом лезло, но я запихивала и запихивала в себя еду. Когда запихивать стало некуда, я выскочила из-за стола и побежала наверх, в свою комнату.
Меня долго рвало. Я думала, что умру. Я хотела, чтобы пришел Игорь, и одновременно хотела, чтобы он не приходил. Я не знала, чего хотела. В полном изнеможении я совершенно неожиданно уснула. Кто-то приходил ко мне в комнату, кто-то уходил, двигал стульями, скрипел дверцами шкафа. Я все это слышала сквозь тягучий тяжелый сон, но проснуться никак не могла. В конце концов я открыла глаза, когда за окнами было уже совсем темно. Рядом со мной сидела медсестра.
– Ну наконец-то очнулась! – обрадовалась она. – А то уж и не знали, что с тобой делать. Хоть в городскую больницу вези! Как себя чувствуешь?
Я себя чувствовала нормально, поэтому так и ответила:
– Нормально.
– Так что все-таки с тобой случилось? – спросила медсестра. – Я видела, как ты вылетела из столовой, держась за живот. Пока дописала справку по питанию, прихожу, а ты уже спишь и просыпаться не хочешь.
– У меня аллергия на борщ, – сказала я, чтобы что-нибудь сказать.
– Зачем же ела? – удивилась она.
– Думала, может, уже прошла.
– Что «прошла»?
– Аллергия.
Медсестра досадливо покачала головой, велела мне выпить какие-то таблетки и еще часик полежать. Я кивнула в знак согласия головой, и она покинула мою территорию. Таблетки я пить не стала. Я посмотрела на часы. Через пять минут должен начаться прощальный карнавал, а может, уже он и начался. Вскочив с постели, я бросилась к шкафу за своим Бабье-Ёжьим нарядом. Облачилась в него и подошла к зеркалу.
Страшенная! Даже не как Баба Яга, а как сама Смерть. Парик такой густой и патлатый, что за ним совершенно не видно лица. Игорь меня никогда не узнает, потому что жизнь – не сказка и ему никто не поможет, никакая муха, или шмель, или мышка-норушка. Это ему не Марью-царевну из дочерей Кощея Бессмертного выбирать!
Я взбила патлы парика покруче, как можно сильнее завесила черно-коричневыми лохмами лицо и отправилась в зал, где должно было проходить прощальное веселье. Оно уже действительно вовсю проходило. К моменту моего прихода все присутствующие в зале отплясывали какой-то развеселый танец. Костюмы были очень красивыми. В современном ритме ловко двигались рыцари, принцы, принцессы, коты в сапогах, мушкетеры, восточные красавицы и прочие симпатичные граждане. Среди них сновали несколько скелетов, циклопов и совершенно невообразимых монстров и монстрих, так что мне стало чуть-чуть спокойнее – будет среди кого затеряться.
Интересно, кем наряжен Игорь? Я предложила ему узнать меня. А сама-то я смогу найти его среди многочисленных сказочных героев? Мне-то мое сердце подскажет? Если нет, то все мои притязания – действительно ерунда. Жизнь не сказка. Жизнь – это жизнь. И внутри ее приходится существовать, независимо от того, уютно тебе или не очень. И нет смысла ее переделывать и приукрашивать всякими стихами и дневниками.
В конце концов я даже развеселилась. Меня никто не мог узнать. Да и я сама никого не могла вычислить. Разговаривать запрещалось до восьми часов вечера, и все дружно соблюдали это условие. Из- за масок и париков блестели любопытные глаза. Парни явно пытались узнать девчонок по сережкам, колечкам и фенечкам и с интересом разглядывали их руки и уши, если их, конечно, было видно из-под париков.
В конце концов парень, наряженный в костюм Ивана-царевича, подвел к ведущим карнавала девушку в восточном наряде. Это означало, что он узнал ее. Ведущие зафиксировали этот момент на своих листочках. После восьми вечера Ивану-царевичу должны вручить приз. Восточную девушку тут же отпустили обратно в общий круг, чтобы ее попытались узнать и другие. Несколько парней посчитали ее легкой добычей и закружились возле нее хороводом.
Меня это уже мало интересовало. Я искала Игоря и не могла его ни в ком узнать. От волнения у меня даже пересохло во рту. Неужели я не смогу его почувствовать? Этого не может быть! Так не должно быть! Я вглядывалась в мушкетеров и магов в тюрбанах, в звездочетов и волков с огромными зубами и… ничего… Игоря рядом не было, или моя любовь к нему не могла мне ничем помочь. Жизнь действительно не сказка. Может быть, я и правда выдумала себе эту любовь? А на самом деле все просто: нравишься – не нравишься, потанцуем – поцелуемся, встретимся – расстанемся…
Я совсем уже отчаялась, когда ведущие карнавала объявили детскую игру под названием «ручеек». Меня тут же подхватил одноглазый циклоп, и мы стали в общий строй. Надо сказать, что эта невинная затея здорово способствовала узнаванию. Довольно скоро к ведущим подошли сразу две пары, узнавшие друг друга.
Меня выбирал то Бармалей, то король в огромной, лихо заломленной набекрень короне, то русский витязь. И каждый раз я надеялась, что это Игорь. Но если он даже и был среди них, то мы не узнавали друг друга. Я уже хотела выйти из игры, когда за руку меня взял средневековый рыцарь в рогатом шлеме. Я никогда не смогу описать возникшее внутри меня ощущение, только я сразу поняла – это Игорь. Он тоже узнал меня, вытащил из общей массы и резко сдернул парик Бабы Яги. Все тут же закричали:
– Еще рано!
– Не по правилам!
– Еще нет восьми!
– Оштрафовать их!
