«Пресуха! Приворотное зелье… Даша приворожила его ко мне».
Радость померкла.
— Поздно, — произнесла приговор она.
— Для любви нету «поздно».
То же самое Маша сказала и Врубелю.
«А если нету поздно?»
Но оказалось, что поздно — есть.
— Мир, прости меня, — попросила студентка. — Но я… не люблю тебя больше. Я любила тебя на первом курсе. И на втором… Ты не обращал на меня внимания. А я думала, что люблю тебя, но…
Мир Красавицкий — самый красивый парень их института был невзаправдашней любовью.
Маша любила его как книжный идеал, любила тогда, когда еще не жила, а только мечтала о любви, в стеклянном аквариуме своего одиночества.
Но даже книжные фантомы — мечты о сказочном, фантастическом булгаковском мире, оказались, на поверку, более реальными, чем
— …я люблю другого. Прости.
— Я прошу тебе все, что угодно. Я же люблю тебя, — сказал он.
— Нет. Ты не знаешь, — возразила она. — Я жду ребенка! От другого мужчины. От Михаила Врубеля. Он умер…
Машина Страшная Тайна вырвалась наружу, облеклась в слова. Слова разрослись, — наводнили комнату.
«Что делать?!»
Она ждала ребенка от мужчины, похороненного столетье назад. Она ждала ребенка, и кабы ее мать знала об этом, отвлечь ее от морального уничтожения дочери, «принесшей в подоле», не смогла бы и Землепотрясная Даша. Она, 22-летняя, почти изгнанная из дома, почти разжалованная из Киевиц, ждала ребенка и отчаянно не знала: как жить?
— Ну и что? — пожал плечами Мир Красавицкий. — Это ничего не меняет. Для меня — ничего. Я люблю тебя. Я усыновлю твоего ребенка.
Странно.
Его презрение к Машиной тайне прогнало из комнаты страх.
— А как ты узнал, где я живу? — спросила она.
— Это было не трудно.
— Логично. В институте. Я рада видеть тебя.
— Ты рада? — В словах не прозвучало вопроса — одна грусть. — Ты, правда, рада мне? Это возможно? Ты ж знаешь, кто я.
Вопрос появился:
«Можешь ли ты простить меня?»
— Я рада, поверь. Я так рада, что ты жив! — едва не заплакала Маша. — Я знаю, из-за тебя погибли двое. Но ты не совсем виноват… Кылына обманула тебя, использовала. А потом… Ты готов был пожертвовать жизнью ради меня
— Дай мне еще один шанс, — сказал Мир Красавицкий.
— Бери. — Маша мягко положила руку ему на плечо.
— Нам нужно поговорить. Мы можем поговорить с тобой здесь? — Он прислушался к ушераздирающим крикам.
А Маша смутилась — трусовато отдернула руку.
«Поговорить?»
В таких костюмах и галстуках мужчины обычно делают предложение…
— Нет. То есть, да, — зачастила она. — Но не здесь. Нам лучше тихо уйти. И побыстрей. Иначе… — указала она
Миру не стоило попадаться на глаза ее матери!
А на глаза Даше — тем паче!
Ковалева сильно подозревала: при виде воскресшего сатаниста, Землепотрясная заорет в унисон с ее мамой. И не могла и заподозрить, что будет, если два таких тайфуна с женскими именами сольются в один.
— Мне нужно собрать вещи, — заторопилась она. — Я сюда вряд ли вернусь. -Спотыкаясь на картошке, Ковалева поспешила к старому шкафу, в котором вековал свой век древний фанерный чемодан.
— А это твой отец? — Мир склонился над письменным столом, где под стеклом лежали открытки и вырезки, фотографии, картинки. — Вы с ним очень похожи.
Машу кольнуло. Больно!
Она подскочила к столу.
Старое-престарое фото: папа, мама, она, старший брат. Маша в растянутых детских трусах стояла на плечах у отца.
Стояла и не боялась — папа крепко держал ее за руки.
Приподняв пыльное стекло, дочь сгребла из-под него все, что там было, и бросила семейный архив в пасть чемодана.
— Это тоже брать? — Мир взял с кровати игрушечного Вини-Пуха.
— Бери.
Мишку папа подарил ей в 6 лет!
— И значки забирай.
Значки покупал ей папа…
Мир послушно снял со стены исколотый значками платок.
— И эту картинку, — наказала Маша. — И глобус. И тапочки…
Папочка, — быстро нашкрябала она записку взамен, — у меня все хорошо. Я тебя очень люблю. Я очень волнуюсь за тебя. Прости меня, пожалуйста. Маша.
Она застыла с бумажкой в руках.
— Ее нельзя оставлять. Мама найдет ее первой, и не отдаст папе. Она такая… она не плохая. Просто очень упрямая.
— Я всю квартиру освящу! — несся из кухни голос Анны Николаевны. — Все солью посыплю. Ты сюда и зайти не сможешь нечисть, проклятая!
Из чего следовал безрадостный вывод: ведьм в Машином роду тоже не наблюдалось.
— Хочешь, я подкараулю твоего отца у подъезда, и передам ему письмо? — предложил Мирослав.
— Ты, правда, можешь вечером подъехать сюда? Специально?
— Я сделаю все, что ты хочешь. Я же люблю тебя.
— Спасибо, — смяла опасную тему она.
Мир спрятал записку в карман.
— Что еще? — она огляделась. — Ах да… Одежда. Конспекты.
В чемоданную пасть полетели нехитрые пожитки: свитера, футболки, колготки, трусы, книги, тетради.
— Ты поможешь мне спустить сумку через окно?
— Конечно. Я всегда буду тебе помогать. Я же люблю тебя. Можно я поеду с тобой?
— Куда?
— Туда, куда едешь ты. Я не буду тебе мешать.
Маша испустила тягостный вздох.
*****
Конечно же, Маша Ковалева заранее знала: влюбленный Мир Красавицкий будет мешать ей. На то и существует любовь, — чтобы мешать людям жить! Но отказать влюбленному в нее насильственным образом, она оказалась не в силах.
