— В заговоре сказано «змея-Катерина и две сестры ее». — Вид у «змеи» был крайне мрачный. — Получается, — сказала Катя, — тот, кто писал этот заговор, знал: пророчество сбудется. В Киев третий раз придут Трое. И одной из этих Трех буду я — Катерина?
— Предположительно ты, — присовокупила историчка. — О чем он предположительно знал. Имя — может быть совпадением. И смерть твоей прапрабабушки под трамваем — тоже может быть совпадением. И схожесть двух произведений — может быть совпадением.
— А мой дедушка Чуб, утверждал, что три совпадения подряд совпадениями быть не могут! — заспорила Даша. — А у нас как раз три трамвая... Четыре. Или один? Я запуталась!
Маша посмотрела в окно.
Справа проплывал оперный театр, в девичестве — Городской.
Театр, в котором Митя Богров убил Столыпина и 50 миллионов людей.
Театр, в котором Миша Булгаков смотрел оперу «Фауст» 41 раз.
И Куприн мог посмотреть ее.
А мог и не посмотреть…
Но, как бы там ни было, он точно знал о Мефистофеле, ставшим в «Звезде Соломона» Мефодием Тоффелем.
И Булгаков, взявший имя Voland из «Фауста» Гете, где сам Мефистофель представляется «дворянином Воландом» — знал о нем — точно.
И не трудно предположить, что история о нечистом, явившемся доктору Фаусту (записанная в 1536 издателем Шписом, переписанная в 1598 богословом Кайе, в 1674 — врачом Пфитцером, обессмерченная в 1832 великим Гете и воспетая в 1860 году в опере Гуно) и вдохновила двух литераторов написать произведения о Сатане.
Вот только трамвай, в этой средневековой истории, развернувшейся в Германии, у подошв Лысой Горы Броккен, — не фигурировал. Первый в России трамвай курсировал по Киеву, по Александровкому спуску, лежащему у подошв второй Лысой Горы. И в момент его появленья, трамвай сочли очередной сатанинской машиной.
Все вроде бы очень логично.
Трамвай — сатана.
Но сколько же все-таки было трамваев?
Подумав, Маша отправила прочь приблудившийся гумилевский трамвай, вместе с теорией совпадений профессора Чуба.
Решила, рассуждать, как историк. Оперируя фактами.
Итак. В 1894 году у них на глазах — точно!
Анна Горенко нашла Лиру в Царском саду.
И, кабы бы Аннушка не нашла талисман, она б не встретила Демона, не встретил б — не злилась бы на него 1 сентября, не злилась бы — не «пролила» б свое масло, Богров не убил бы Столыпина, революции не было б…
Получается, революция стала неизбежной в тот миг, когда Ахматова взяла в руки Лиру!
За семнадцать лет до того, как Богров нажал на курок, за двадцать пять лет до того, как Берлиоз попал под трамвай.
«Берлиоз» попался уже тогда — 31.12.84.!
(Но 1.9.11 — неизбежность революции можно перечеркнуть, как сделала это в своем конспекте Кылына, вычислившая: достаточно, чтобы ААА не сказала «ничего не значащую, тривиальную фразу»…)
«Отлично, — похвалила себя Маша, — Идем дальше».
Того же 31.12.84 — каких-то полчаса спустя, на Царской площади женщина (предположительно прапрабабушка «змеи-Катерины») тоже попала под «сатанинскую машину», как Берлиоз.
Свидетелем чего стал репортер А.Куприн (без всяких предположений — уходя, историчка улучила момент заглянуть в «энциклопедию киевской старины» и признать, пропечатанного в числе именитых киевских деятелей усача). Крик «убила, машина сатанинская, человека убила» и предсмертная записка, найденная у убиенной, породила в нем идею о чертовщине (без всяких предположений — он сказал это сам!). А, переквалифицировавшись из репортера в писатели, он использовал этот реальный сюжет в мистической повести о Мефодии Тоффеле, действие коей по понятным причинам происходило опять таки в Киеве.
Повесть была опубликована в 1917 году (в год революции!). И понятно, что киевлянин Булгаков мог прочитать ее…
А мог и не прочитать.
Сама схожесть двух трамвайных историй, делавшая их такими удобными для сравнения, наталкивала на мысль об отличии.
Под булгаковским трамваем, управляемым женщиной-вагоновожатой, погибло пятьдесят миллионов.
По купринским — всего одна женщина, бросившаяся под колеса сама, с дивной запиской в кармане:
«Я вас прошу, змея Катерина и две сестры ее, выньте свой яд из крещеного тела Руси!»
Но и там, и там неподалеку от трамвайных путей вертелся Дьявол, имевший десятки имен…
Кто ж он?
— Тот, кто писал заговор, знал, я буду Киевицей. Мои предки знали, как я буду выглядеть сто лет спустя. Дьявольщина какая-то. — Катя смотрела на дорогу впереди себя.
Ее машина стояла в «пиковой» пробке на перекрестке Владимирской улицы и бывшего Бибиковского бульвара, который Маша упрямо отказывалась именовать бульваром Тараса Шевченко.
— А вы знаете, — посмотрела Даша на экран мобильного, — что уже вечер? Нам через три часа на Старокиевскую гору дежурить. Стемнеет скоро, а мы на кладбище едем! Как в дешевом американском триллере. Никогда не понимала, почему в американском кино все прутся на кладбище исключительно ночью? Что, нельзя туда днем сходить? Я после того, как «Дьяволов ада» смотрела, кладбища и днем-то не сильно люблю.
Маша вытянула шею, стараясь рассмотреть бывшую Александровскую гимназию.
— Там, — показала она певице, — в 1-й гимназии учился твой Сикорский.
Несостоявшаяся летчица-космонавтка заглохла, и вытянула шею вслед за студенткой.
Оба они — и Миша Булгаков, и Митя Богров тоже учились в этой гимназии, ставшей желтым корпусом университета Св. Владимира, ставшего после революции университетом Шевченко.
А еще (как знала Маша из книги того же Петровского), в 1-ой гимназии учился некто Шполянский. Под этой фамилией в романе «Белая гвардия», ставшем позже пьесой «Дни Турбиных» фигурировал первый булгаковский Мефистофель — первый, но не последний.
Тема дьявола не давала Мише покоя всегда. Меняя обличья, мефистофели кочевали по его произведеньям, — писатель, словно бы поставил себе целью понять, вытащить на свет смысл существования Сатаны…
Которого не существовало!
«Неужели он был слепой, как и все?»
«Нет, он не мог быть слепым. Не мог быть сатанистом. Не мог…»
— Катя, поворачивай назад. Мы уже полчаса тут стоим, — заныла Чуб — заведение, выпустившее в свет изобретателя вертолета, отвлекло ее ненадолго. — Едем обратно!
«Обратно…
Обратный обряд.
Анти-обряд!!!
Вроде киевского обряда раскрещивания, который прошла Маргарита.
Я поняла!!!!!»
— Успеем, — обрубила Дображанская. Ее вольво сдвинулось с места. — У меня точный план кладбища. Могила рядом со входом. Кстати, нужно не забыть прояснить, могу ли я по закону быть похоронена рядом с моими родными на Байковом. Козырное место, там сейчас только политиков и