работать.
Это было так глупо, просто дальше ехать некуда, но Джордж полагал, что поступает как настоящий друг — даёт влюблённым возможность пообщаться. Ведь старый злодей Ингвар отобрал у бедного Димки все средства связи — только через верного друга до него и можно теперь дозвониться.
— Хорошо же. Передавай, — закипая от ярости, сказала Анна-Лиза.
— Тебя, — скорчил индифферентную гримасу Джордж и передал трубку своему гостю.
— Здравствуй, мой ангел. Легко ли тебе летается на свободе? — зачирикал Дмитрий Олегович, краем глаза следя за реакцией своего друга.
— Здравствуй, Димсу, — сурово отвечала АннаЛиза. — Шутить шутками мне некогда. Отложений во времени это дело не терпит. Подойди сейчас и ударь Йорана всеми своими силами и скажи, что это от меня. А если он ответит — то это будет тебе от меня. — И повесила трубку.
— Ты чем-то очень сильно обидел Анну-Лизу, — немного помолчав, заговорил шемобор. — Она разгневана. Подумай, что ты сделал не так, подумай, как искупить свою вину, иначе однажды она приедет сюда сама, и тогда не спасёт тебя даже то, что ты — Хозяин Места.
— Я не обижал её нисколько. Это она меня использовала, — скрестив на груди руки, объявил Джордж.
— Использовала-а? — протянул его друг. — То есть от тебя остался один только фантик, а всё остальное пожрала проклятая Анна-Лиза? Надо же, а я вижу перед собой вполне здоровый и даже, я бы сказал, цветущий организм. Наверное, она не использовала тебя совсем, а просто немного попользовалась?
— А тобой она, значит, всё ещё продолжает пользоваться?
— Пыталась вот только что, — не вдаваясь в детали, сказал Дмитрий Олегович, — но я ответил решительным отказом. Вернее, я смалодушничал и промолчал. Но выполнять её приказ не стану.
«Ну что ж, — подумала Анна-Лиза, с силой швыряя трубку на рычаг, от чего телефонный автомат перекосило, перекорёжило и скрутило так, словно он побывал в эпицентре чудовищного урагана, — не зря говорят, что Париж — это город желаний. Посмотрим, какие желания тут водятся».
Мунгам и шемоборам с начальством повезло — оно и мудрое, и всесильное, и прекрасно разбирается в тонкостях ремесла. Но есть небольшой пунктик, который неизменно раздражает мунго-шемоборское руководство всех рангов: невысокая производительность труда работников первой ступени.
Поглядев на сотрудников Тринадцатой редакции или, скажем, на Дмитрия Маркина и Анну-Лизу, не всякий заподозрит в них людей с низкой производительностью труда. По человеческим меркам все они — титаны духа, и не меньше, но высшие существа, лишённые потребности в сне и пище, отдыхе и прочей бесполезной ерунде, думают по-другому. Их бы воля — и подчинённые трудились бы день и ночь, перекусывая на ходу, валясь с ног от усталости, но отдавая исполнению желаний каждую минуту своей жизни.
Поэтому такое привычное и полезное развлечение, как «отпуск», почти не знакомо шемоборам и мунгам. «Вам мало по ночам спать? Мало по выходным бездельничать? Совсем хотите работу забросить — так и скажите, я шемоборов в город приглашу, чтобы поляна не пустовала», — говорит обычно Кастор, когда кто-нибудь в Тринадцатой редакции заикается о небольшом, в недельку-другую, отдыхе. Но Даниил Юрьевич — не вступая, разумеется, в открытую конфронтацию, — всегда старается дать своим сотрудникам возможность хоть немного передохнуть. Три-четыре дня на воле — и отдыхающий уже вприпрыжку бежит обратно, чтобы окунуться в сладостные и увлекательные трудовые будни.
Все сотрудники Тринадцатой редакции, включая новеньких, Дениса и Наташу, уже успели воспользоваться нелегальным, но одобряемым непосредственным начальством правом на отдых, а некоторые — не по одному разу, и только Константин Петрович неумолимо и непреклонно отвергает всякую возможность расслабиться. «Когда я долго держу защиту, а потом отпускаю её, я так расслабляюсь, что вам и не снилось», — обычно отвечает он, и к нему уже не пристают с расспросами: ну в самом деле, человек же русским языком сказал: «Отвалите!»
С того дня, когда Маша Белогорская, изящно помахав провожающим рукой, улетела в Париж на белом самолёте, Константина Петровича иной раз с работы не выгонишь. Приходит Наташа с утра, а он уже час как на своём рабочем месте. Уходит вечером Шурик — а этот герой всё ещё что-то высчитывает, выгадывает, выкраивает. Всем уже стыдно, все чувствуют себя безобразно отстающими, а этот злодей ещё и нагнетает обстановку. Выходит в приёмную и с видом монаха-аскета-страстотерпца нацеживает себе из кулера стакан горячей воды. Мол, и не надо мне ни кофе, ни супа, ни конфет, ни пряников имбирных, а хочу я, Константин Петрович Рублёв, работать, работать и ещё раз работать.
Когда Виталик переступил порог приёмной, аскетстрастотерпец уже был тут как тут.
— Половина одиннадцатого. В номинации «Самый ожидаемый сотрудник года» побеждает — встречайте его — Виталий Петров! — поворачиваясь лицом к своей жертве, произнёс Цианид.
Виталик отшатнулся от него, как от настоящего вампира: лицо у коммерческого директора было гораздо бледнее обычного, глаза горят, в уголках губ кровь предыдущей жертвы запеклась. Впрочем, насчёт крови Виталик погорячился: Константин Петрович швырнул в урну пустую коробочку из-под вишнёвого сока, утёр губы салфеткой, сложил её пополам и убрал в карман: мало ли, ещё пригодится, — затем выставил защиту и занял выжидательную позицию.
— Хорошо ли ты провёл вчерашний вечер? А ночью не замёрз ли? — начал он издалека. Но Виталик сразу же раскусил его уловку и успокоился: этого титана духа интересовали самые свежие сплетни — совсем как обычного, ничем не примечательного человека.
— Ой, хорошо. Меня так никто, кроме бабушки, не кормил.
— Кто тебя вчера кормил? — растерялся Константин Петрович.
— Ну кто — Вероника.
— Где? Чем?
— Едой. Вкусной. Сама готовила.
— Уже в гости успел напроситься! Безнравственная ты личность. Пойми, это работа, а не обычные похождения. Ты не имеешь права поступить с ней, как с остальными.
— По-моему, кто-то сочиняет про меня сказки народов мира, — пробормотал Виталик, оглядываясь по сторонам в поисках Наташи. — Хорошо, я отвечу на вопрос, который интересует всю прогрессивную общественность. У нас с Вероникой ничего не было. Можешь созвать по этому поводу летучку, учёный консилиум или чиркануть всем по внутреннему чату.
— А как же погода? Она же явно улучшилась!
— Погода? Ну что погода. Я, конечно, величайший герой-любовник современности, но ты не находишь, что кому-то может быть просто интересно со мной поговорить о том о сём. Просто так, для удовольствия.
— Мы нашли прекрасный способ убить двух зайцев! Мало того что ты будешь болтать о том о сём не здесь, в приёмной, а где-то на стороне, так от этой болтовни всему прогрессивному человечеству будет одна только сплошная польза, — потёр руки Константин Петрович и от радости такой даже утратил сходство с голодным вампиром.
— Давай лучше не будем убивать зайцев. Пусть живут, — миролюбиво предложил Виталик.
— Нет, ну где справедливость, где правда, где смысл в этом недоделанном мире? — пробурчал себе под нос Константин Петрович. — Живём, как в сказке: старшие братья горбатятся, а жар-птицу добывает Иванушка-дурачок.
— Ну, допустим, я её ещё не добыл, — подмигнул Виталик, — и вовсе это не мир у нас недоделанный. Это ты — переделанный. Слишком то есть хорошо сделанный для этого несовершенного мира, вот тебе в нём и плохо.
— Давай-давай издевайся.
— Очень было надо издеваться. Я серьёзно. Меня, к примеру, всё устраивает. Знаешь почему?
— Ну?
— Потому что я и сам — несовершенный. Куда несовершеннее, чем вся окружающая действительность. Так что я непрерывно радуюсь восхитительному миру вокруг. То ли дело — ты. Тебе, конечно, неуютно. Такому совершенному.
