чтобы навсегда, но на какое-то время. Мне работать надо.
Мсье Жиль, шеф парижских мунгов, давно потерял интерес к работе. Он сам и его люди еженедельно совершали чудеса. Мир при этом день ото дня становился всё более нервным, злым и суетливым и не менялся к лучшему, сколько бы желаний ни исполнили разбросанные по всему миру команды мунгов. Даже фастфуд, по мнению мсье Жиля, приносил больше пользы: вот к кассе подошёл голодный, грустный и обессилевший человек, а вот он глотнул кофе, закусил гамбургером — и оживает на глазах. Конечно, было бы лучше дать ему куриную ножку и стакан вина, но и так тоже ничего. А желания — что желания?
Свои сомнения мсье Жиль скрывал от подчинённых. Мало ли что он думает обо всём этом? Не распускать же из-за этого команду с такой богатой историей? Да и не в его это власти: только Кастору решать, когда отправить его на покой.
Уже несколько лет шеф парижских мунгов, стиснув зубы, дисциплинированно убивал себя на надоевшей работе. Его отношение к делу не прошло даром и для остальных: команда как будто погрузилась в анабиоз, застыла на месте. Каждый следующий день был похож на предыдущий, несмотря на бесконечный поток носителей, с их неожиданными, не похожими друг на друга желаниями. С появлением Техника Клоделя атмосфера начала меняться: энергии Жана хватило на то, чтобы растормошить это сонное царство, заставить всех открыть глаза и посмотреть по сторонам. Всех, кроме мсье Жиля.
После смерти Гийома, старого друга и учителя, шеф совсем разочаровался во всей этой мистической чепухе. Какие-то желания, которые всегда были и всегда будут, исполняй их, не исполняй. Бесконечный хоровод чужих несовершенств. Непонятная цель, непонятный смысл — зачем всё это, когда исполнители желаний умирают совсем как обычные люди?
Забыть об этом насовсем или хотя бы на время, стать обычным менеджером, руководителем «Макдоналдса», сделать предложение вдове Б., живущей этажом ниже, — благо, она отправила своих вредных дочерей в Университет Поля Сезанна, или куда там ещё уехали эти девицы? Жениться, прожить остаток жизни спокойно, просто, как обычный человек, даже не носитель желания, а самый что ни на есть заурядный обыватель. Так нет же! Вместо этого надо руководить бессмысленным балаганом.
А мальчишка Клодель и эта новенькая Мари когда-нибудь сами придут к той же мысли. Не сейчас: они ещё слишком молоды и слишком гордятся тем, что им дана власть над чужими желаниями. Но спустя лет тридцать, может быть, даже меньше они всё поймут. Мсье Жиль и сам когда-то был таким: восторженным юным балбесом, верящим в чудеса.
Летучки в парижском филиале проходили в тесной пыльной комнате на втором этаже и назывались «собранием профсоюза». Остальные сотрудники «Макдоналдса» только посмеивались над этими сборищами, но сами в «профсоюз» вступать даже и не думали: мсье Жиль, приветливо приглашая всех новеньких присоединиться, выдвигал такие чудовищные требования, перечислял такие правила и обязанности, что всем становилось страшно и скучно.
На этот раз на «профсоюзное собрание» позвали только Машу, Али и Ахмеда — последние были в парижской команде Бойцами и напоминали профессиональных боксёров, которых показывают в телепрограмме «Бои без правил».
— Приступим поскорее, — кивнул мсье Жиль, поглядывая на часы.
Всякий раз, устанавливая защиту, Маша чувствовала себя обманщицей и притворщицей: ведь всем понятно, насколько она проигрывает Константину Петровичу. Но парижане не были знакомы с великолепным Цианидом, а её предшественник, старик Гийом, особым талантом не отличался: он был простым, обыкновенным хорошим работником.
— Поздравляю вас, ребята. После долгого перерыва наш город посетил шемобор, — сообщил мсье Жиль.
— Давайте приметы, и завтра его уже здесь не будет! — поигрывая мускулами, заявил Али.
— Как они быстро обо всём забывают, — добавил Ахмед. — Неужели начальство не предупреждает неразумных деток об опасностях, которыми полон ужасный город Париж?
— В каждом городе — свои опасности, — устало отвечал мсье Жиль и монотонно озвучил приметы и номер автомобиля, несомненно принадлежащего врагу.
Вероятно, шемобор был ещё совсем юным, верил в свою неуязвимость и потому обзавёлся достаточно приметным средством передвижения. Очевидцев поразил огромный тёмно-зелёный джип, покрытый узором из алых сердец — разбитых, целых, простреленных навылет стрелой амура, сердец, заштопанных суровой ниткой, сердец на замке, сердец с замочной скважиной посередине и так далее. К сожалению, эта боевая машина любви оказалась такой быстрой, что разглядеть приметы самого врага не удалось.
— Мы и шемобора мочканём, и тачку его перекрасим, — потёр руки Ахмед и направился к выходу. Али, улыбаясь, последовал за ним.
Парижские Бойцы не упускали случая покрасоваться перед Машей, стараясь вести себя так, чтобы не проигрывать в сравнении с Мариной и Галиной, но иногда (когда никого не было рядом) пытались вызнать секреты «великих Гусев». Можно подумать, у них были какие-то секреты! Да узнай Али с Ахмедом все уловки и хитрости этих милых старушек, им бы это никак не помогло. Важно ведь не «быть как Марина и Галина». Важно «быть Мариной и Галиной». А это доступно только им самим.
— Ты работала с настоящими легендами нашего цеха! — твердили парижские Бойцы. — Ты пожимала руки живым божествам!
Маша не знала, что на это отвечать: рядом с ними работает Жан, человек-батарейка, фонтан энергии, а они не замечают этого и думают о чужих героях, которых знают только по рассказам коллег.
У всех — свои кумиры. Не исключено, что Техники всего мира восхищаются именно Жаном (хотя Виталик почему-то ни разу о нём не упоминал). Интересно, как там Виталик? А Шурик? А Константин Петрович? Современные средства коммуникации творят чудеса не хуже самих мунгов, и первые несколько недель Маша активно переписывалась со всеми питерскими коллегами. Но переписываться, разговаривать, узнавать новости — это одно. А быть рядом, молчать об одном и заниматься общим делом, сталкиваться возле кофейного автомата и болтать о чём-то несущественном — совсем другое. Больше всего не хватало этого несущественного! Маша достала из кармана мобильный телефон и написала: «За столом сидел мужчина с лицом, похожим на гамбургер и ел чизбургер». А потом не мешкая, чтобы не передумать, отослала эту ерунду Константину Петровичу.
С каждым днём коммерческий директор Тринадцатой редакции всё меньше походил на элегантного молодого менеджера и всё больше напоминал монаха-отшельника, по какому-то недоразумению напялившего на себя костюм вышеупомянутого менеджера. Щёки его ввалились, глаза за стеклами очков блестели лихорадочным блеском, губы пересохли. Обычно только Наташе кое-как удавалось отвлечь этого подвижника от мыслей о работе и подсунуть исхудавшему Косте бутерброд, пирожок или хотя бы яблоко.
— Это что? — спросил он, с удивлением разглядывая ватрушку, от которой только что откусил половину. — Откуда оно здесь?
— Это — ватрушка, — пояснила Наташа. — Я купила пяток, когда бегала встречать курьера. Вкусно ведь, правда?
— Ммм... — ответил Константин Петрович. — Сколько с меня?
— Да нисколько, ерунда какая.
— Очень, очень вкусно!
— Теперь чайку? Или кофе? У меня даже вишнёвый сок есть! — подмигнула Наташа.
— Давай сок.
Когда в приёмной появился Лёва, на него никто не обратил внимания. Константин Петрович потягивал сок и доверительно рассказывал Наташе о своих трудовых подвигах, а та пыталась незаметно вложить ему в руку шоколадку.
— Мне нужно было вчера написать несколько деловых мэйлов. Я это обычно откладываю на вечер, но, чтобы не забыть, в течение дня создаю несколько пустых писем. Вставляю в адресную строку адрес, в тело письма — то, о чём надо написать и чего добиться. Но вечером меня переклинило. И я отправил эти письма серьёзным людям, ничего не дописывая и не изменяя.
— Ой! — даже присела Наташа, воображая масштабы трагедии.
