во всяком случае, рослого рукастого детину лет двадцати пяти (и тоже в штатском), с угрюмым видом маячившего за правым плечом оперуполномоченного, Алексей наверняка видел впервые.
– Сколько можно рассказывать одно и то же? – фыркнул Колодников и дерзновенно протер очки.
– Ничего вы нам еще не рассказывали, – ворчливо отвечал ему опер. – Это вы автоинспекции рассказывали, а не нам…
Стало быть, и впрямь не тот…
– Ну так они же все записали…
Тут по лицу и по тяжеленным клешням дылды в штатском прошла единая судорога, словно он готов был уже сейчас придушить свидетеля на месте. Детина вздохнул, сунул ручищи в карманы и, выпятив челюсть, стал смотреть в окно.
– Они – это они, – сурово сказал опер и положил на стол чистый лист.
Алексей покорился судьбе и вновь принялся излагать все с самого начала. Записав за ним пару фраз, оперуполномоченный вдруг приостановился, потом бросил ручку на стол и дальше слушал с откровенной скукой. Озадаченный Колодников перевел взгляд на стоящего у окна. Тот двигал челюстью и, судя по всему, наливался злостью.
– Слушай, мужик! – процедил он наконец, дернув шеей, и обернулся. – Кончай врать!..
– Простите?.. – не поверил своим ушам Алексей.
– Да его же монтировкой по голове били!.. – взорвался детина. – В двух местах башка продырявлена! Не мог он вести машину! И в арку зарулить – не мог!..
Замолчал – и, гневно сопя, отвернулся вновь. Колодников обмяк и вопросительно воззрился на сидящего за столом.
– То есть к-как?.. – с запинкой спросил он. – Я же сам видел…
– Видел, – спокойно согласился тот. – Вот и давай – то, что видел…
– Но ведь я же… Все как было, так и рассказываю…
– Да не было так… – Сидящий поморщился. – Давайте сначала. Вот вы пишете в заявлении: напали на вас в арке… Вот давайте подробно…
– Н-ну… – оскорбленно пожимая плечами, начал Алексей. – Я подошел… заглянул в арку…
– Там кто-нибудь в это время находился?
– Н-нет… Во всяком случае, я посветил – никого не заметил…
– Фонарем?
– Нет, брелоком…
– Чем-чем?.. А-а, брелком?..
– Брелоком, – упрямо повторил грамотный Колодников, но впечатления это, кажется, не произвело.
– Вы были в очках?
– Да… Но я бы и без очков разглядел…
– Так. Дальше.
– Сделал первый шаг, меня ударили…
– Сзади?
– Нет, спереди, слева. Несильно, но прямо в глаз…
– А очки?
– Очки я тут же сорвал…
– После удара?
Колодников моргал.
– Сквозь очки вас ударили, получается, – заметил опер.
– Д-да, действительно… – чувствуя легкий озноб, выдавил Колодников. – Как же это?..
Тот, что помоложе, длинно прицыкнул в раздражении и стал смотреть в потолок.
– Объяснить? – спросил тот, что постарше.
Дар речи Алексей Колодников утратил, и, очевидно, это было воспринято как знак согласия.
– Не бил вас никто, – со вздохом сообщил опер. – Так, припугнули… Ну, может быть, пару подзатыльников отвесили… И не до того, как машина в арку зарулила, а после. Так ведь?
Он подождал ответа, но видя, что свидетель по-прежнему пребывает в остолбенении, продолжил вполне дружески:
– Ну и чего испугался?.. Будь это в самом деле крутые, ты бы здесь сейчас не сидел. Они бы тебя сразу убрали. Таким ведь без разницы: трупом больше, трупом меньше… А раз начали грозить, значит сами боятся. Натворили дел сгоряча, потом опомнились, обделались – так все обычно и бывает… Короче, вот тебе лист, вот тебе ручка, садись поближе и пиши… И кончай трястись! Здоровый же мужик!..
Нетвердыми пальцами Колодников принял шариковую ручку, взглянул на нее растерянно – и решительно отложил на пододвинутый оперуполномоченным чистый лист.
