Снова послышались шумы, похожие на шорох песчинок в парусах. Несколько мгновений Ар-Шарлахи слушал их, закусив губу, потом решился.
– Улькар! – позвал он, поднеся устройство к самым губам. – Улькар, ответь!..
Некоторое время черепашка шуршала. Он решил уже, что ответа не будет, когда встревоженный голос Улькара осведомился отрывисто:
– Кто говорит?
– Это Шарлах! – Почувствовав удушье, Ар-Шарлахи сгреб и рванул на груди тонкую ткань рубахи. – Тот, кого ты послал к морю… Ты слышишь меня?
– Слышу. Продолжай.
– Я обманул тебя, Улькар! Я не знал тогда никакой дороги. Но сейчас я нашел ее, слышишь? – Ар- Шарлахи сорвался на крик. – И я привезу тебе морской воды! Ты слышишь меня?..
На этот раз черепашка шуршала особенно долго. Улькар обдумывал услышанное.
– И что ты за это хочешь?
– Хочу, чтобы ты не трогал Пальмовую дорогу. Пусть она остается твоей, но не трогай ее! Никаких кар, никаких усмирений! Она и так уже достаточно потерпела…
– Ты ставишь трудное условие, – снова помедлив, надменно сказал Улькар.
– А других условий не будет! Только это…
– Верблюжьи храмы я все равно разорю!..
– Разоряй хоть до основания! Людей не трогай!..
– Хорошо, – с отвращением бросил Улькар. – Будь по-твоему. Но если хоть один оазис окажет сопротивление властям…
– Улькар… – злобно осклабившись, перебил Ар-Шарлахи. – Когда я буду возвращаться с морской водой и услышу, что ты сжег или вырезал хотя бы одну тень, я вылью воду на первом бархане.
Где-то далеко-далеко на севере, в городе резного мрамора и перистой листвы, в обитых мрачными шелками покоях невысокий сухощавый человек с черными обводами вокруг безумных глаз замер после этих слов, оцепенел от бешенства.
– Дай мне подумать, – скрипуче вымолвил он наконец. – Завтра утром я тебе отвечу.
– Думай, – жестко сказал Ар-Шарлахи и выключил устройство.
Поднял голову и увидел испуганные огромные глаза Алият, показавшиеся ему особенно темными, настолько она была бледна.
– Ты… – беспомощно проговорила она и замолчала. Горестно покачала головой. – Не понимаю… Что ты за человек? Тебе что, Пальмовая дорога дороже собственной жизни? Много ты от нее добра видел?
– Нет, – хмуро ответил он, задвигая полый металлический стержень в панцирь черепашки. – Вообще не видел… Просто зла я ей причинил куда больше, чем она мне…
В дверь каюты робко постучали.
– Подожди, – раздраженно бросил Ар-Шарлахи. – Одеться дай… Что там у вас?
– Да собрались уже все, – послышался из-за двери голос Айчи. – Вас ждут…
– Зачем? – спросил Ар-Шарлахи, накидывая белый балахон, испятнанный засохшей кровью Кахираба и заправляя повязку.
– Так ведь… совет же… Вчера-то так ничего и не решили…
Ар-Шарлахи рванул дверь, заставив Айчу отшатнуться.
– Совет? Никакого совета не будет. Я уже все решил сам. Идем к морю.
Айча моргал.
– Да, но… Люди-то…
– Правила мои ты знаешь, – глядя ему в глаза, раздельно проговорил Ар-Шарлахи. – Кто не хочет идти на корабле, пойдет пешком. Если кто забыл – иди и напомни.
Весь день прямо в рог «Самуму» тянул ровный крепкий ветер. Пришлось лавировать. Серебристые трубы справа по борту то придвигались почти вплотную, то уходили к горизонту, снова обращаясь в двойную сияющую нить. К вечеру команда устала и измоталась окончательно, но это, возможно, было даже и к лучшему. Когда сил хватает только на то, чтобы добраться до ложа или до гамака, тут уж не до разговоров. И все-таки недовольство не утихало.
– Да верблюд тебя забодай, – упрямо клокотал огромный Горха, уже еле ворочая языком. – А Лако помнишь? Ну не пошел он тогда с Шарлахом, молотов испугался… И что вышло?
– Так то молоты… – нехотя отвечали ему. – А то море… Молот он, знаешь, то ли раздробит, то ли не раздробит… А море – все! Море – смерть…
– Смерти, что ли, боишься?
– Так это еще смотря, какой смерти… Вот как полезут из этого самого моря… синие, скользкие… и холодными, слышь, холодными пальчиками тебя…
– Да вранье это все… Полезут… Кто полезет? В храме что говорят? Царство мертвых, оно где? На луне. Ну и вот…
– Так это предки на луне! И эти… герои всякие… А кто помельче – тот в море…
