правят клоуны!
— Нет! — заорал Петька. — Не бывать этому!
Схватил он дрын и кинулся на прохожих.
— Вот вам, мерзкие клоуны! — мочит он людей направо и налево. — Вот вам, изверги!
Возмутились клоуны.
— Что за херня такая? Что за отсталое существо бунт свой примитивный против жизненных радостей проявляет? Ну-ка, вломим ему, ребзя!
И налетели они на Петьку, и начали пинать его ногами.
— Вот тебе, сучий выблядок! — приговаривают. — Получи наш весёлый клоунский привет.
И не выдержало Петькино сердце, остановилось.
— Ура! — завизжали клоуны. — Сдох поганец!
Обнялись они над его трупом, хохочущие, румяные. Заиграли музыкальный пердёж. Запели:
— С чего начинается Родина? С картинки в твоём букваре…
А Петьку не жалко. Сам виноват, мудак. Да ведь?
КАСТА ВЛЮБЛЁННЫХ
— А давай ебаться! — предложила она.
— Давай, — согласился я.
И мы ебались, ебались…
— Всё хуйня, кроме любви, — сказала она.
— Точно! — подтвердил я.
— Социальная стратификация, размежевание общества на сословия, проблемы перенаселения и улучшения человека с помощью генной инженерии — всё пиздотень невротебенная. Всё меркнет по сравнению с любовью и силой её!
— И глобализация с её чудовищным контролем над личностью человека, и агрессивные проповеди ислама, направленные на установление контроля над миром, и рост самоубийств, и психическое состояние современного человека, погружающегося в пучину раздвоения между реальным и виртуальным — всё это блядство мандавошское, — горячо поддержал я её. — Лишь любовь правит Вселенной, лишь она.
— Гандоны задроченные! — гневно кивала она головой. — Силитесь жалкими потугами опровергнуть величие любви, строите педерастическое опровержение сущности её! Пигмеи недоёбанные, вам ли сжимать кулачки на любовь, вам ли противиться власти её!
— О, их много, — соглашался я, — тех вафлёрских уёбищ, кто пытается отыскать иные дороги и предложить их человечеству в качестве истинных. Политика, говорят они, экономическое развитие регионов, новая формация современного прогрессивного человека. Глубоко заблуждаются эти залупы перхотные в путях постижения человеком окружающей действительности. Ибо лишь кроткой, но горячей любовью можно постигнуть её.
И мы ебались, ебались…
— Вот природа, — говорила она. — Как просты и прекрасны образы её ненавязчивого проявления. И луч солнца, пробивающийся по утрам сквозь шторы, и колыхание листвы, беспокоимой игривым ветром, и пение птиц, всецело отдающих себя мелодии, и волны моря, омывающие земные тверди — разве оспорить всем чавкающим хуесосам проникновенность и неопровержимость этого естества?
— Ебать мой хуй! — отвечал я. — Я запрокидываю голову и вижу небо. Бездонное глубокое небо. Я ступаю по траве босыми ногами, и она ласкает их. Мягкая, пушистая трава. Я вдыхаю в лёгкие воздух, и от свежести его кружится голова. Этот воздух пьянит. В нём всё — в нём сила, влечение, умиротворение. В нём свобода! И все эти ёбаные в рот полудурки, все эти чмыри опизденевшие — они отрицают эту значимость! Представляешь, они отрицают небо, они отрицают траву, они отрицают воздух!
— Ёб твою в бога душу мать! — щурилась она и понимающе смотрела мне в глаза. — Уёбки анусообразные, им техника подменила дыхание леса, им производственные мощности дороже глотка парного молока, им ликвидность акций нефтегазовых компаний ценнее заката солнца!
— Задроты пиздоёбинские! Да есть ли душа в них, зажигал ли в их зажравшихся тушах незримый Логос искру свою?
— С хуёв ли?! Нет в них искры и не было. Киборги блядствующие, лишь шестерёнки и подшипники, ржавея, сотрясаются в их силиконоволокнистых коконах.
— Придёт к ним, хуеглотам пиздосрачистым, на смертном одре понимание, придёт осознание, да только поздно будет! Хуй вам в рот и все государственные штандарты в жопу, а не будет вам прощения!
И мы ебались, ебались…
— Пиздоболы гнойные! — горячо дышала она мне в ухо.
— Хуёныши змееподобные! — лихорадочно двигал я бёдрами.
— Вши вагинальные! — отрывалась она губами от пениса.
— Опарыши лобковые! — засовывал я пальцы во влагалище.
— Мудоёбы обосраные! — лизала она мои яйца.
— Говноеды блядовафельные! — прижимался я губами к клитору.
— Ебанаки онанирующие! — помещала она член между грудей.
— Гандурасы пиздохуевы! — хлестал я её по ягодицам.
— Пиздобляди подзаборные! — теребила она пенис.
— Мутни ебаначинские! — кончал я ей на лицо.
— Они потеряны для будущего.
— Они попросту сгнивают живьём.
— Старые, смердящие, какая обуза они человечеству!
— Лишь молодым, искренним по силам создать новое мироустройство.
— Справедливое!
— Чистое!
— Волшебное!
— Вечное!
— Касту влюблённых.
— Только любовью можно спастись.
— Лишь ей.
— Ей одной.
И мы ебались, ебались…
СВЯТАЯ НЕНАВИСТЬ К ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ
Я работал продавцом в салоне сотовой связи.
Говоря «салон», я мысленно усмехаюсь. Это был не отапливаемый сарай, расположенный в центре городского рынка. Наскоро слепленная фанерная будка, обитая вагонкой. Рабочий день — 12 часов с пятнадцатиминутным перерывом на обед. Продавцам полагалось два выходных в неделю, но ввиду огромной текучести кадров, постоянных болезней сотрудников и прочего идиотизма два дня ни в неделю ни разу не выходило. Отдохнуть хотя бы день было большой удачей. Зарплата моя составляла две с половиной тысячи.
Городской рынок, на территории которого располагался салон, был самой настоящей клоакой. Толпы разношерстного сброда — алкоголики, бомжи, бандиты, цыгане, таджики, азеры и прочие чурки — заполонили его словно при вавилонском столпотворении. За день их проходило тысячи. Орущие, визжащие,
