Атомный сон (Cборник)

Значит, мы что-то умеем?

Памятники – это место встреч. Мне никто не назначал здесь свидания, но это единственный памятник, у которого мы встречались с Чингизом.

И я сижу на скамейке. Пью холодное пиво – оно холодное ровно настолько, насколько это нужно. Смотрю в чистое небо. Когда я была маленькой, я однажды испугалась неба. Я с родителями была на море и однажды, растянувшись на спине, посмотрела вверх. Небо было таким бездонным и чистым, что я поняла – в него можно упасть. Оторваться от горячего песка, нелепо взмахнуть руками и полететь вверх – в небо, которое станет бездной. А над головой закружится перевернутая земля, и плачущие родители, и задравшие головы зеваки, и качающие ветвями деревья. Они не упадут в небо, ведь они не знают, что в небо можно упасть…

Как давно это было. А запомнилось. Вместе с паззлом, который я так и не смогла собрать. Вместе с первой влюбленностью, первой настоящей обидой, первым визитом в глубину, первым предательством…

– Разрешите?

Я скашиваю глаза на Чингиза. Киваю и чуть сдвигаюсь в сторону.

– Наверное, над нами стоит посмеяться, – говорит Чингиз вполголоса. – Все способности… они ничего не стоят, когда провайдер отключает тебя от сети. По одной лишь команде из МВД.

– А как ты вошел? – спрашиваю я.

– По старинке. С телефонной линии. – Чингиз садится рядом.

– Я вас не сдавала, – говорю я. – За вами следили с самого начала. Просто шум поднимать было не выгодно. Поэтому игнорировали… а когда стало нужно – отключили.

Он кивает. И молчит – хотя я понимаю, как ему хочется задать вопрос.

– А как ты меня нашел? – спрашиваю я. – На мне маркер?

Чингиз качает головой:

– Нет. Я подумал, что встречаться принято у памятников… Дашь глотнуть?

До палатки с бесплатным пивом – несколько шагов. Но я даю ему бутылку. И начинаю рассказывать то, что рассказывать не имею никакого права. То, как не становятся дайверами.

– Спасибо, – говорит Чингиз, когда я заканчиваю свой рассказ. – Спасибо. Я верил, что ты все-таки на нашей стороне.

– При чем тут я? Я же ничего не делала.

– Делала, – уверенно отвечает Чингиз. – Ты не хотела, чтобы у них получилось. Может быть, единственная из всех, кто наблюдал за экспериментом, – не хотела.

– Ну и что? Мало ли чего я не хочу.

– Глубина – это больше, чем принято думать, – убежденно говорит Чингиз. – Это не только среда обитания. Это что-то еще. Мы – частички глубины. Она становится такой, какой мы хотим ее видеть. Если бы все хотели заполнить улицы штампованными дайверами – это бы случилось. Но надо было, обязательно надо было, чтобы кто-то из следящих за экспериментом не желал успеха этой затее…

Смешной он. Взрослый ведь человек…

– Ну хорошо, пускай это все моя заслуга, – соглашаюсь я. – Уговорил.

Чингиз улыбается и возвращает мне пиво.

– Твой приятель, Стеков, он и впрямь отправился в тюрьму худеть? – спрашиваю я.

– Бог его знает. – Чингиз пожимает плечами. – Я не всегда понимаю, когда он серьезен. Он и сам, наверное, не всегда это понимает… Карина?

– Да? – все еще глядя в небо, отвечаю я.

– Из меня никудышный ухажер, – самокритично признает Чингиз.

Не сомневаюсь. На него небось еще со школы девицы пачками вешались. Такие учатся от подруг уворачиваться, а не ухаживать.

– Но виртуальное пиво – это не самое лучшее, что есть на свете, – продолжает Чингиз. – Можно пригласить тебя в ресторан?

Ух ты… Не было ни гроша, да вдруг алтын… И Томилин, и Чингиз.

– Чингиз, – отвечаю я, морщась. – Хочешь, расскажу историю?

– Расскажи.

– У меня была в детстве игрушка. Паззл. Очень красивый… там был рыцарь и принцесса… они тянулись друг к другу. Я его собрала… весь. Только одного кусочка не хватило. Между рукой принцессы и головой рыцаря. Понимаешь, этот кусочек забыли положить в коробку!

Чингиз молчит.

– Я, наверное, такая принцесса, – продолжаю я. – К кому ни потянусь – ничего не получается. И ты ко мне не тянись.

– Знаю я про этот паззл, – вдруг отвечает Чингиз. Голос его меняется, становится смущенным, даже виноватым. – Ты в курсе, что все эти мозаики нарезаются случайным образом, по рассчитанным на компьютере схемам?

– Ну…

– У тебя бывало так, что вместо одного кусочка ты вставляла другой? И он вроде бы даже подходил… зазор оставался, но крошечный, незаметный…

– Бывало.

– Так вот, однажды паззл раскроили очень неудачно. Его стало возможно собрать двумя способами. Если собирать неправильно, то получались щели – но совсем маленькие, незаметные. А в центре оставался пустой кусочек. Скандал был чудовищный, не меньше трети купивших паззл собрали его неправильно и засыпали фирму рекламациями.

– Врешь? – растерянно спрашиваю я. – Ну не могло так получиться!

– Случайно, может быть, и не могло, – признает Чингиз. – Но фирму хакнул по сети один молодой и не в меру бесшабашный русский хакер… он решил пошутить, посидел ночь за расчетами… и вовсе не задумался, что от этой шутки десять тысяч человек… Честное слово, Карина, потом я понял…

Как жалко, что виртуальная посуда не бьется!

Я обрушиваю бутылку на голову Чингиза, но он успевает отскочить.

– Ты жалкий, гнусный, бесчувственный, трусливый урод! – Я захлебываюсь в поисках подходящих эпитетов. – Ты!..

– Почему урод? – возмущается Чингиз, держась на безопасном расстоянии. – Карина, честное слово, я раскаиваюсь!

– Знаешь, как я ревела? – кричу ему. – У меня, может, с тех пор психическая травма!

За нами с любопытством наблюдает весь сквер. Включая прогуливающегося полисмена. Второй день подряд, на том же самом месте… Вот позорище-то…

– У меня есть знакомый психоаналитик… – Чингиз ловко уворачивается. – Карина, ну прости! Я тогда был молодой и глупый!

Я поворачиваюсь и гордо иду прочь от памятника. Из толпы кто-то улюлюкает. Чингиз догоняет меня и жалобно просит:

– Слушай, это ведь было пятнадцать лет назад! Да убей я кого – меня бы уже выпустили! Карина, чем я могу… искупить?

Останавливаюсь, меряю его взглядом. Говорю, чеканя каждое слово:

– Завтра. В восемь. У моего подъезда. С букетом цветов, и учти, розы я не люблю.

– В восемь… – страдальчески повторяет Чингиз.

– В восемь вечера, – уточняю я.

Не зверь же я, все-таки…

– Мне, право же, очень стыдно, – снова начинает Чингиз.

– Проваливай, и чтобы я до завтра тебя не видела! – командую я. Чингиз кивает – и растворяется в воздухе.

– Дайвер… – только и говорю я.

Прохожу еще несколько шагов – и начинаю смеяться.