В башне было темно и тихо. Мы стояли в маленькой комнатке, где одна стена была полукруглая, а из открытого люка в потолке спускалась лесенка. Металлическая, тоненькая и несерьезная, совершенно не подходящая к такому месту. На стене чадил черным пламенем факел, и очки позволяли видеть в его свете — багрово-фиолетовом, неверном, похожем на сумрак фотолаборатории.
— Вверх, — без всякой интонации выдохнул Лэн. — Они там.
— Точно? — зачем-то спросил я.
Наши взгляды встретились.
— Я их чувствую, — спокойно разъяснил Лэн. — Они… они зовут.
Солнечный котенок тревожно посмотрел на Лэна, потом молча подошел к лесенке и взлетел вдоль нее — в люк.
— Лэн. — Я говорил, стараясь не замечать нарастающий в груди холодок. — Тебе не стоит туда ходить. Я справлюсь сам. У меня Настоящий меч.
— Я еще не Летящий. — Лэн улыбнулся странной, незнакомой улыбкой. — Я могу держаться… пока мы рядом.
Я подошел вплотную, взял Лэна за локоть, посмотрел в глаза. Они были прежними. Только в глубине, в черном провале зрачков, дрожали багровые отблески факела.
— Лэн, мы любим тебя. Мы верим…
Зря я это сказал. Не время было и не место. Слова повисли в темноте, пустые и мертвые, прекрасно подошедшие башне Летящих, но не нам с Лэном. Летящие тоже могут любить и верить, просто у них другая любовь и другая вера.
— Пойдем, Данька, — чуть грустно произнес Лэн. — Котенок уже злится, я чувствую.
Он уже мог ощущать злобу и боль…
— Да, Лэн. — Я кивнул.
Железные прутья лестницы оказались холодными, а сама она — очень длинной. Я карабкался первым, за мной — Лэн. Где-то вверху, над головой, крошечным оранжевым солнышком светился Котенок.
Скоро мы оказались в большом круглом зале. Тоже пустом. Факелов было больше, и багровый свет резал глаза. Посреди зала начиналась узкая винтовая лестница, уходящая вверх.
— Нам что, до самого верха карабкаться? — запоздала удивился я.
— Нет. — Лэн покачал головой. — Еще метров сто, не больше.
Я попытался представить себе сто метров подъема, и ноги противно задрожали. А ведь наверху придется драться…
— Боишься? — резко спросил Котенок.
Вместо ответа я пошел к лестнице. Пол в зале был выложен черно-белыми каменными плитками, по нему были в беспорядке разбросаны люки, откуда торчали железные лестницы. Это, наверное, было что-то вроде поста охраны, куда вели все пути с нижних этажей башни. Вот только охраны не осталось, все ушли воевать…
— Данька! — отчаянно завопил Лэн.
Я обернулся — и увидел, как из люка, мимо которого я только что прошел, взмыла вверх черная тень. Летящий тяжело опустился на пол — клацнули когти, оставляя щербины в камне. Он повернулся, глянул на Лэна, и по лицу прошла тень улыбки. Потом посмотрел на Котенка — и сморщился, как от боли.
Мои друзья его не заинтересовали. Без опаски повернувшись к ним спиной, Летящий направился ко мне. Уверенной, твердой походкой, и сумасшедшая мысль пронзила меня: это и есть мой Настоящий враг… Я опустил руку — и без всякого удивления встретил рукоять Настоящего меча.
— Ты пришел, — то ли мне почудилось, то ли в голосе Летящего и вправду мелькнула радость. — Ты наш. Я знал.
И я узнал лицо — так похожее на лицо Шоки.
— Я не ваш!
— Наш, наш, — успокаивающе, мягко произнес Летящий. А я все не решался вырвать из ножен Настоящий меч и совсем забыл, что у меня есть и обычный.
И в этот миг Солнечный котенок прыгнул на Летящего. Это был скорее прыжок, чем полет, — но очень сильный и быстрый прыжок. Котенок пролетел над головой Летящего и с громким шипением вонзился когтями ему в лицо.
Летящий закричал. Вскинул руки, пытаясь оторвать Котенка от лица — но так и не смог его коснуться. Шерстка Котенка пылала ослепительным белым светом, и от лица Летящего шел дым — словно этот свет мог обжигать.
Оцепенение прошло. Я выхватил меч Туана и бросился к Летящему. А тот уже катался по полу, закрывая лицо руками и тихо скуля. Котенок отскочил в сторону и нервно мотал в воздухе лапками. На пол падали дымящиеся черные капли.
«У меня только двадцать коготков», — говорил когда-то Котенок. Очень острых коготков, как выяснилось…
Я прижал острие меча к горлу Летящего, и тот сразу затих, замер.
— Я не ваш, — сказал я, словно это было самым главным.
— Ты свой, — неожиданно спокойно ответил Летящий. — Ты выбрал не ту сторону…
— Я знаю, что я выбрал!
— Решать тебе.
Подошел Лэн, тоже с обнаженным мечом. Удивленно посмотрел на меня — «чего тянешь?»
— Почему ты не нападал, Летящий? — шепотом спросил я.
— Ты меня отпустил. Тогда, над горами. Я должен был постараться. Увести тебя к нам.
— Убить его? — поинтересовался Лэн. Я покачал головой.
— Нет, Летящий. Ты бы меня не увел. Я выбрал свою сторону давным-давно.
— Тогда убивай меня, — не то посоветовал, не то приказал Летящий.
— Не буду, — сам удивляясь своим словам, ответил я. — Уходи. Убегай куда хочешь. Тьме конец, и вам всем тоже. Забейся в самый глубокий подвал, потому что здесь скоро будет Свет.
— Глупый мальчик. В наших подвалах слишком много Света, чтобы там прятаться.
— Какого Света? — неожиданно вступил в разговор Котенок. Летящий скосил на него глаза — залитые кровью из множества глубоких царапин — и ответил:
— Свет один, и Тьма одна. Мы строим башни над залежами Солнечного камня.
— Чтобы спрятать их от Крылатых? — Я был уверен, что это так.
— Не только. И Тьма может брать силу от Света. — Летящий скривил лицо в улыбке, запрокинул голову, вглядываясь в Лэна, и докончил: — Так же, как Свет — от Тьмы.
Лэн ударил. Коротко, без замаха, его меч был слишком близко к груди Летящего. Но сил у него хватило.
— Зачем? — спросил я, глядя, как черный песок осыпается вокруг лезвия клинка.
— Враг, — коротко пояснил Лэн.
Несколько секунд мы молча стояли рядом с черной песчаной горкой, еще сохраняющей форму тела. Потом Котенок сказал:
— Я иду вниз.
— Пошли, — согласился я.
— Нет, ты не понял. Вы идете наверх. А я должен проверить, есть ли внизу солнечный камень.
— Зачем?
— Это сила.
И я понял, что он не пойдет с нами вверх — на поиски Правителя Летящих. Не пойдет — и все тут.
— Без этой силы мы не сможем победить? — спросил я.
— Это сила понадобится для другого. — Котенок явно не был расположен к объяснениям. — Идите. И не бойся, Данька. Я уверен, ты узнаешь своего врага… и Настоящий меч поможет.
Между нами словно поставили стеклянную стеночку. Я не стал спорить, я кивнул и сказал:
