метели, то ливни… Нет, захочет – пускай. Его жизнь, что хочет с ней, то пусть и делает.
Лена покачала головой.
– Сурово… И сколько парню определили?
– Полгода для начала. А там посмотрим.
– Гляжу, вы тут нормально обустроились.
– Планета хорошая, – дипломатично ответил Орда. – Только холодная и вода черная. А так… для синтезаторов все есть. У нас семь шахт, можно и еще поставить, но пока хватает.
– Что вы с Плюшкой-то не поделили? – спросила Лена. – Затаились тут… налет на станцию совершили… неправильно все это.
Орда чуть смутился.
– Да я тоже так считаю, Ленок. Правоту надо доказывать не войной. Но видишь… нашим вождям приперло…
Лена пожала плечами:
– Доиграетесь. Объявит Плюшка охоту не на «Сильвану» с похитителями, не на Мастера с Романом, а на всех Ищущих. Пообещает хороший приз. И все альянсы кинутся вас мочить. Сам понимаешь, не выстоите.
– Не выстоим, – согласился Орда. – О, Мастер на трибуну полез… послушаем, что он скажет?
Зиновий и впрямь поднялся на трибуну. Шутливо раскланялся. Помахал руками. Разве что воздушных поцелуйчиков в толпу не послал.
Народ приветственно зашумел.
Странная вещь – толпа. Вроде ничего и не различить в гомоне. А вот общее настроение, «средняя температура по палате», чувствуется сразу.
Вот сейчас мне показалось, что к Зиновию относятся приятственно, уважительно. Но в то же время подлинным вождем или великим трибуном его не считают. Может быть, постоянные попытки казаться настоящим лидером его и губят, вызывают в соратниках легкую иронию…
– Друзья! Братья и сестры! – торжественно начал Зиновий.
– И тебе привет! – выкрикнул кто-то. – Не тяни резину!
Зиновий снисходительно улыбнулся, давая понять, что снисходителен к такой фамильярности. Потом посерьезнел.
– Прошу всех почтить минутой молчания память Кости-Динамо. Мы все его хорошо знали. Было в нем и хорошее, и плохое. Но пусть теперь в наших сердцах останется только хорошее… только самое светлое. Мир ему – там, где он теперь есть. Скорбим, Костя!
Шум стих. Несколько человек, бывшие в головных уборах, стянули свои кепки и береты.
Зиновий придирчиво осмотрел собравшихся, будто выискивая уклонившихся от скорби. Но таковых не нашлось, и Мастер кивнул:
– Хорошо. Теперь о нашей акции. Информация от агента оказалась верной. Гасильник действительно был разработан. И нам удалось его захватить.
Часть народа радостно завопила. Часть недоуменно зашумела.
– Для тех, кто не совсем в теме, – продолжил с улыбкой Зяма. – Три месяца назад мы выяснили, что при изучении боевых систем, которые может продуцировать Плюшка, было открыто новое оружие. Из общеизвестных списков оно исключено… технология производства осталась в одном из резервных коллоидов памяти. Возможно, создатели Плюшки предполагали, что гасильник будет открыт с течением времени, когда в действующем ныне коллоиде накопятся усталостные ошибки и он будет заменен. А может быть, гасильник по здравом размышлении решили вообще убрать из списка доступных вооружений – но забыли стереть из запасного блока…
– О чем он? – спросил я Лену. И поразился тому, как изменилось ее лицо. Она одновременно побледнела и пошла красными пятнами. Но ответила:
– Программы для синтезаторов хранятся в контейнерах с коллоидным гелем. Это элементы памяти здешних компьютеров. Часть программ активирована, часть пока нет – видимо, станут доступны с течением времени… но все равно, можно было выяснить, что там еще содержится… в закромах родины…
– А гасильник?
– О нем ходили слухи, хотя в доступной базе такого оружия не существовало. Гасильник – оружие против звезд. Он их тушит.
Я снова посмотрел на Зяму.
– Самое забавное, – продолжал тот, – что мы сумели захватить не просто схемы, а тот самый, единственный на Плюшке коллоид, позволяющий создать гасильник. Так что теперь у нас есть матрица для производства этого оружия. На Плюшке – нет.
– Понятно, чего они так запаниковали… – прошептал я.
– Это замечательно, – выкрикнул кто-то из толпы. – Но что мы собираемся с ним делать?
– Передаю слово Роману! – Зяма махнул рукой и уселся на стул. Роман поднялся на трибуну.
Толпа снова притихла.
Роман поднимался на сцену неспешно. То ли выдерживал паузу, то ли небезосновательно побаивался, что пластиковые листы под ним подломятся.
– Друзья, буду краток! – начал он.
– Значит, надолго, – вздохнул Орда. – Эх, надо было фляжку прихватить…
– Мы не стремимся к власти, – заявил Роман. – Мы не собираемся подчинить себе кланы и альянсы, взять под контроль Плюшку. Нет! Это не наш метод. Мы хотим лишь одного – чтобы нас выпустили из этой игрушечной нереальности. Мы хотим вернуться домой!
Возражений не последовало.
– Что мы можем предпринять? – продолжал Роман. – Цели тех, кто держит нас в плену, нам неизвестны. Механизма воздействия на реальный мир из нашей виртуальности – нет. Коллективно самоубиться? А смысл? Не факт, что после этого мы откроем глаза на Земле. Очень может быть, что мы действительно умрем.
– А он всерьез верит, что это все иллюзия, – заметил я.
Лена кивнула:
– Здесь все верят. Кто больше, кто меньше. Но базовая вера есть у всех… наверное.
Роман продолжал:
– Из этих печальных фактов исходит основной вариант наших действий. Мы можем влиять только на этот мир. – Роман развел руками. – И если наше влияние окажется не таким, как планировали наши пленители, если вся затеянная ими игра пойдет наперекос – им придется что-то делать. Возможно, вернуть нас. Возможно… – он помолчал, – стереть. Но попробовать выйти из-под контроля – стоит!
– А что, если это все-таки настоящий мир? – К трибуне внезапно вышел молодой парнишка. – Если мы ошибаемся? Что тогда?
Все-таки даже у них существовали колеблющиеся. И судя по одобрительному гулу, парнишка был не одинок в своих опасениях.
– Я отвечу, Бесенок, – добродушно сказал Роман. – Если этот мир, паче чаяния, настоящий – то тем лучше! Когда мы начнем радикально на него влиять – те, кто нас сюда направил, опять-таки вынуждены будут вмешаться. Либо попытаться остановить нас силой. – Он сделал паузу, улыбнулся – и толпа зашумела, с готовностью соглашаясь, что уж силой-то их не остановить. – Либо – пойти на переговоры и предложить возвращение на Землю.
Роман помолчал, потом вздохнул:
– Друзья, я должен сказать то, что многих смутит или испугает. Я был одним из первых, отстаивающих версию виртуальности нашего существования. Я стоял у истоков нашей группы… пусть кто-то называет нас сектой – я предпочитаю термин «научная группа Ищущих». Но сейчас, после всех исследований и экспериментов, которые мы провели за два года, – я в затруднении. Я бы даже сказал так – пятьдесят на пятьдесят. Есть несообразности, которые говорят за виртуальность. Есть данные, которые убеждают в реальности мира. Я не могу с уверенностью поддержать ту или иную точку зрения.
Вот теперь толпа взорвалась. Ор стоял такой, что хотелось заткнуть уши. В Романа летели оскорбления, упреки, саркастические замечания. Отборный мат прочно занимал свою долю.
