– Если ты не выйдешь с ним на следующий вылет, ему придется искать другого Старшего, – с сочувствием сказал Шоки.
Если не выйду? Значит, надежда все-таки есть?
– Шоки, Лэн не трус. Помоги ему если что, – попросил я.
Шоки кивнул и, повернувшись к толпе, заорал:
– Что вы все собрались? Это дело Крылатых! И прогоните Младших, им нечего здесь делать!
Женщины и мальчишки помладше стали быстро выбираться из толпы. Лишь один из мужчин спокойно возразил Шоки:
– Мы тоже были Крылатыми. И вправе остаться. К тому же кому-то придется быть с этим мальчиком… потом. Присмотреть за ним.
– Хорошо, – хмуро согласился Шоки. – Ивон, ты доволен?
– Вполне! – нагло ответил тот.
– Ты так ненавидишь Даньку?
– Я ненавижу Летящих. А он отпустил одного из них!
Шоки подошел ко мне и достал кинжал. Я задергался, но меня держали крепко, не вырвешься. Что же он собирается делать?
– Отпустите, все было не так! – крикнул вдруг Лэн. – Данька, скажи им…
– Молчи! – крикнул я. – Молчи, я приказываю тебе! Младший!
Лэн замолчал, зажав себе рот руками. Но смотрел он на меня с таким ужасом, что, отпусти меня сейчас помощники Ивона, – я бы упал на землю. Ноги не держали.
– Зачем ты отпустил Летящего? – подойдя вплотную, спросил Шоки. Моя ложь его не обманула.
– Не смог ударить, он был похож на тебя, – так же шепотом признался я. И увидел, как побледнел мой единственный среди Старших заступник.
– Это был мой брат, – тихо сказал он. – Но это ничего не меняет.
Ивон вышел из-за моей спины, остановился рядом с Шоки и быстрым движением сорвал с меня очки. Я погрузился во тьму. Как неприятно быть слепым среди зрячих! Только шумное дыхание вокруг и страх, страх, страх…
– Дай мне! – сказал невидимый Ивон.
– Нет, – отрезал Шоки. – Держите ему голову!
И тут я понял. Понял все. И забился, пытаясь вырваться или хотя бы отвести назад голову, в которую вцепились чьи-то услужливые руки, а потом просто кричал:
– Не надо, не надо, лучше убейте меня!
Мне зажали и рот, я вцепился в чужую руку зубами, но не смог прокусить ткань Крыла. А потом была боль в левом глазу – огненная, сверлящая боль от удара кинжалом и вспыхнувший на мгновение кроваво- огненный свет…
Когда мне снова смогли зажать голову, то боль вонзилась в правый глаз. Только я этого уже не помнил. Или очень хорошо постарался забыть за то время, что провел без сознания.
6. Настоящий свет, Настоящий взгляд…
Я лежал, накрытый одеялом, и ничего у меня не болело. Это потому, что ничего страшного и не случилось. Я просто уснул рядом с Солнечным котенком, и мы еще не тренировались с Лэном, и не было вылета, и не было…
Но ведь было. Было! Было!
Я вскрикнул, вспоминая случившийся ужас. И чья-то рука легла мне на лицо.
– Тихо, мальчик, тихо… Не кричи. И не плачь, если сможешь.
– Где я?
– У меня. – Голос был незнакомым, и его владелец сразу же поправился: – У Герта, у старого Герта. Ты не слышал про меня?
Я покачал головой.
– Ничего, это ничего, мальчик… Ты хочешь есть? Ты ведь недавно с вылета…
Но есть я не хотел.
– А пить?
Герт напоил меня чем-то, я даже не понял, что пил. Потом снова погладил по щеке.
– А где Лэн?
– Ушел к себе… к вам домой. Тебе лучше пока побыть у меня, мальчик. День-другой…
– Скажите, вокруг темно? – с глупой надеждой спросил я.
– Нет, – после короткой паузы ответил Герт. – У тебя глаза плотно закрыты.
– А если я их открою?
– Не надо, мальчик. Я наложил мазь, но если ты откроешь глаза, то боль вернется.
– Это навсегда? – спросил я.
Герт молчал.
– Что теперь со мной будет?
– Если ты не сможешь летать, тебя лишат еды.
Я засмеялся. Летать? Конечно, какая мелочь! Меня ослепили, но пока оставили среди Крылатых. Провинился не я, а мои глаза. Но меня бросят подыхать с голоду. Разве что Лэн и сердобольные взрослые будут меня иногда подкармливать…
– Не плачь, – повторял Герт, вытирая с моих щек слезы. – Ты размываешь мазь, а у меня ее мало. Без нее вернется боль.
Пусть вернется… Пусть… Я поднял руку, но так и не смог коснуться своих плотно сжатых век. И в этот момент хлопнула дверь и послышались шаги.
Вот что мне теперь осталось – звуки. Навсегда. Только шорохи шагов и сочувствующие голоса.
– Как ты, Старший? – тихо спросил Лэн.
Судя по звуку, он был рядом с кроватью, на которой я лежал. Я нашел на ощупь его руку и вцепился в нее.
– Зачем, зачем Шоки это сделал? – прошептал я. – Почему он сам меня… ослепил?
Почему-то это меня волновало.
– Если бы он дал кинжал Ивону, тот постарался бы тебя убить, – вполголоса сказал Лэн. Уткнулся мне в грудь и заревел. – Это из-за меня, все из-за меня, Данька… я должен был сказать.
– Тебя бы точно убили.
– Мне надо было сказать с самого начала! Я трус, это все из-за меня, я трус, Старший!
– Не бросайся такими словами, мальчик! – строго сказал Герт. – Ты не трус. Просто ты не создан для этой войны. Мы совершили когда-то ошибку, а расплачиваться приходится вам.
– Это ты помнишь солнце? – спросил я, положив руку Лэну на плечо. Тот всхлипывал уже тише. Почему-то его слезы меня успокоили. Я – по-прежнему Старший. Я должен быть сильнее. Я смогу!
– Да, мальчик. Я один из последних, кто помнит Настоящий свет.
– Вот мы и встретились, как хотели, – сказал я. – Лэн, а где Котенок?
– Здесь я, – подал голос Котенок, и по звуку я решил, что он парит в воздухе надо мной. – Я пока молчал, потому что изучал ситуацию.
Голосок у него был серьезный, но довольно спокойный. И ко мне вернулась надежда.
– Котенок! Ты же смог тогда меня вылечить! Помнишь?
Котенок молчал, зато Герт изменившимся голосом произнес:
– Мне не кажется? Ты разговариваешь?
– То, что я свечусь, тебе тоже не кажется, – отрезал Котенок. – Данька, я не смогу тебе помочь. Сейчас – не смогу.
Я вздохнул и подумал, как здорово было бы исцелиться, и снова посмотреть в лицо Ивону и Шоки, и вернуться в дом Лэна, и устроить там охоту с подушками на Солнечного котенка… Как-то само собой я опять
