верить в чудеса.
Профессор сам открыл нам. Был он торжественен и задумчив. Смотрел на нас как-то… странно. И это меня насторожило.
— Чай? — спросил профессор. — Или чего-нибудь покрепче?
— Чай, — попросил Дима. — И не томите, ради бога!
Профессор кивнул, стал возиться с чайником, согнувшись над столом знаком вопроса. Этот вопрос из него прямо-таки лучился.
— Вы что-то хотите спросить? — не выдержал я;
— Скажите, а она была высокая? — спросил профессор, не оборачиваясь.
— Кто «она»? — спросил я, просто чтобы выиграть время.
— Вавилонская башня.
Дима вздохнул и ответил:
— Да нет, конечно. Метров девяносто в высоту. Это и не башня-то была, а здание. Университет. И никаких богоборческих настроений там не было, это же смешно даже помыслить! Кафедра теологии, кафедра потопопознания, кафедра языковедения… ну, если нашими терминами излагать.
— Так зачем вы ее сломали? — завопил профессор, поворачиваясь.
Мы с Димой переглянулись.
— И не надо валять дурочку! — продолжал бушевать Гольянов. — Я изучил этот язык! Я перевел ваш монолог! Я знаю, кто вы такие!
— Только не нервничайте, умоляю! — воскликнул Дима. — Вы немолодой человек…
— А вы? — вопросом ответил профессор. — Молодой ли? Человек ли?
Дима нервно заерзал на табурете. Покосился на меня. Я пришел ему на помощь:
— Профессор, не будем ворошить дела давно минувших дней. Вы же видите — мы самые обычные. Две руки, две ноги, никаких крыльев…
— Но вы ангелы! — наконец-то решился высказать свое обвинение профессор.
— Бывшие, — смущенно сказал Дима.
— Падшие, — уточнил я.
— И вы разрушили Вавилон! Мирный процветающий город, колыбель науки и культуры. Исторический памятник. Еще и возвели на него напраслину в веках!
— Профессор, профессор! — Дима протестующе замахал руками. — Давайте уточним. Мы его не разрушили. Мы просто перемешали языки и заставили людей развиваться дальше. Ну чего хорошего было в том, что все население Земли… народа-то было — как в одном московском районе… собралось в одной долине и принялось славить Бога? Думаете, он для этого вас создавал? Было сказано раз — плодитесь, размножайтесь. Было сказано два — хлеб свой в поте лица добывайте… Но нет же. Все знали, что Бог есть. Все общались с ангелами. Прогресс, по сути, отсутствовал. Ну… нам велели…
— Кто?
— Он, конечно! — удивился Дима. — Мы отправились… приняли человеческий облик… смешали языки…
— Немного перестарались, — признался я.
— Немного? — возмутился профессор. — Я же говорю: я перевел слова вашего друга!
И он заговорил. Речь его текла легко и плавно, каждое слово следовало из предыдущего и порождало новое. Я не мог понять ни одного слова в отдельности, но смысл, смысл всего сказанного огненными буквами впечатывался в мой мозг. Дима жмурился от удовольствия, временами шепча: «Как давно я не слышал этой музыки…».
— Вам было сказано: смешать языки! — ругался профессор. — Семь языков! По числу континентов, плюс один для евреев, чтобы чувствовали себя избранными! А вы сколько натворили?
— Ну, континенты большие, нам показалось как-то неудобно, не творчески… — промямлил я.
— А евреи сами попросили: «Дайте два!», — отбивался Дима.
— И вообще, мы хотели ограничиться сотней-другой… — добавил я. — Но было так интересно… решили, пусть каждый говорит по-своему…
— Потом мы поняли, что сами забыли ангельский… — признался Дима. — И, следовательно, не можем вернуться обратно в свой эфирный облик… Я знал половину языков мира, он — вторую… Но ангельский мы забыли. Как и люди.
Профессор схватился за голову. Пробормотал:
— Какой кошмар. Я разговариваю с ангелами!
— С падшими, — утешил я его. — С падшими, раскаявшимися, тысячелетиями суровой жизни искупившими свою вину.
— Профессор, вы — вся наша надежда! — пылко сказал Кабайлов. — Мы-то язык помним. Но говорить уже на нем не умеем.
— А вы научились, — я не сдержался и подпустил лести: — Вы такой умный! Научите и нас… обратно!
— Да что значит ваш язык по сравнению с теми немыслимыми возможностями, что открылись перед человечеством! — завопил профессор.
— Какими еще возможностями? — заинтересовался Дима. — Я всецело за прогресс, если что!
— Факт вашего существования доказывает то, что Бог есть! — изрек профессор.
— Ну, это он тому доказывает, кто и без того верит, — отмахнулся Дима. — Мы же, простите, никаких чудес сотворить не можем.
— Вы могли бы открыть нам тайны человеческой истории! Вы же, наверное, были в разных местах?
— Так мы просто жили, — Дима развел руками. — Мы специально ничего не искали. От сражений держались подальше. Да и было это все так давно…
— Но… но… — профессор вздохнул. — Но хотя бы сам этот язык! Представляете, какие перспективы открываются перед человечеством? Тут важен только первоначальный толчок. Достаточно понять структуру, а дальше ангельский язык будто вспоминается… сам собой!
— Профессор, профессор! — Дима занервничал. — Вот этого не надо, пожалуйста. Человечество на ангельском языке уже говорило, ни к чему хорошему это не привело!
— Взаимопонимание! — восторженно сказал профессор.
— Поверьте, — я прижал руку к сердцу, — взаимопонимание между людьми зависит вовсе не от того, на каких языках они говорят.
— Но… но ведь на этом языке… как вы там сказали… Яхве разговаривал с ангелами! — торжественно объявил профессор. — Значит…
Мы тревожно переглянулись.
— Значит, если я заговорю с Всевышним… — профессор почему-то втянул голову в плечи, — то он меня услышит?
Мы вскочили и заговорили наперебой. О том, что беседовать с Богом напрямую — вовсе не такое большое удовольствие, как думает профессор. О том, что искренняя мольба и без того будет услышана. О том, какой кошмар начнется в мире, если все станут просить — и желания будут исполняться.
— Так зачем вы ко мне пришли? — не понял профессор.
— Мы уже говорили, — сказал я. — Научите нас снова нашему языку. Чтобы мы смогли перейти обратно в свой… э…
— Ангельский вид, — теребя куцую бородку, сказал Кабайлов. — Мы… это… всячески уважаем людей…
— А в человеческой жизни так много не доступных ангелам радостей… — вздохнул я.
— Но все-таки хочется вернуться обратно, — немного неуверенно произнес Дима. И посмотрел на меня: — Ведь верно?
Я пожал плечами. И сказал:
— Вы уж научите нас ангельскому. А потом постарайтесь его забыть. Ну, попросите себе чего-нибудь и забудьте.
Видимо, это я сказал зря.
