— А что вы хотите? — внезапно спросил профессор. — Избавиться от навязчивого говорения на непонятном языке? Тогда вам к психотерапевту. Я уверен, что гипноз, лекарства, на худой конец — электрошок вам помогут!
— Или лоботомия, — ехидно вставил я.
— Нет, — гордо игнорируя меня, сказал Дима. — Я другого хочу. Понять, что именно говорю во сне. Ну… если можно научиться на этом языке говорить, то и разговаривать!
— Зачем? — всплеснул руками профессор.
— Как зачем? У меня в подсознании древнейший язык! Язык, на котором Господь разговаривал с ангелами! И не выучить его?
— Тогда я объясню вам проблему, — сказал профессор. — Вы вроде как можете и в обычном состоянии говорить, только смысла не понимаете?
Дима кивнул.
— Я прослушал то, что вы говорите, бодрствуя. Так вот, друг мой. То, что вы произносите «по заказу», — это самая обычная, банальная, скучная глоссолалия. Никакого отношения к вашему просоночному бормотанию она не имеет!
— Совсем? — жалобно спросил Дима.
— Абсолютно. Вы увлеклись, вам хочется научиться этому праязыку. И вы начинаете его изображать… как умеете. Но это… это ерунда.
— Ну а то, что я вначале говорил? — спросил Дима.
— Слишком мало материала. Будь у меня час-другой вашего монолога… а желательно еще, чтобы вам задавали вопросы, а вы на них отвечали…
Профессор развел руками. Дима сидел, глядя в стол, и медленно багровел. Издеваться над ним я не хотел — видно было, что ему и так несладко. Но удержаться было невозможно.
— Гляп, — сказал я. — Хлюп-барам-пам!
Дима встал и молча направился в прихожую.
— Молодой человек, попробуйте спать со включенным диктофоном! — сказал ему вслед профессор. Но Кабайлов уже выскочил за дверь. Я кинулся следом — и успел протиснуться в сдвигающиеся двери лифта. Сказал:
— Ну извини…
Дима поиграл желваками и сказал, неожиданно спокойно и убежденно:
— Извинениями не отделаешься. Сейчас заглянем в магазин… купишь бутылку коньяка.
— Хорошо, — сказал я, вспоминая, сколько у меня с собой денег.
— А я возьму пару бутылок водки… — рассуждал вслух Кабайлов. — Украинской. Закуска вроде есть… Минералочки надо.
— Ты чего? — не понял я.
— Сейчас едем ко мне, — сказал Дима. — Придется напиться. Причем выпить столько же и того же, что и в прошлый раз… Мне — придется. А ты так… компанию составишь. Потом будешь сидеть и ждать, пока я заговорю.
— А если не заговоришь?
— Завтра продолжим. Выходные впереди, два дня и три ночи.
— И утром после трехдневного запоя я пойду на работу? — уточнил я.
— Посмотрим. Надо будет — не пойдешь!
В безумии моего друга было все-таки что-то притягательное…
— Никогда не пил в научных целях, — признался я. — Только учти, на три дня такого веселья я не согласен!
Возможно, той ночью мой друг снова разговаривал с ангелами. Увы. То ли я устал после рабочей недели, то ли мы переоценили ту памятную гулянку…
В общем, где-то далеко за полночь, когда Кабайлов повалился на кровать и велел «Бди!», я прилег на диванчик. Дверь в спальню была открыта… вот как донесется голос, так сразу и встану… Я был абсолютно в этом уверен, пока не закрыл глаза.
— Еще друг называется… — пробормотал Дима, нависая надо мной грозно, как нечистая совесть. — Зря пили!
Желания повторять эксперимент на следующий вечер у нас не возникло. Все-таки нам было не по двадцать лет, и свое здоровье мы оценивали трезво даже с похмелья. Я выпил с Димкой кофе и пошел домой.
И лишь через пару месяцев, когда судьба свела нас на какой-то конференции, Дима мимоходом сказал:
— А я, кстати, шесть с половиной часов записал…
— Чего? — даже и не сразу понял я.
— Как чего? Языка, на котором Яхве разговаривал с ангелами.
— И кто тот страдалец, который тебя записывал? — спросил я. — Или тебе хватило совести девушку заставить дежурить при пьяном теле?
— Андрюша, — насмешливо сказал Дима, — ты крепко отстал от жизни. Все диктофоны давным-давно имеют функцию автовключения на звук. А стоят, между прочим, сущие копейки.
— А, диктофон купил… — сообразил я. — Последовал, значит, совету профессора…
— Плеер на самом-то деле. Но он еще и диктофон. И радио ловит. Нет, прогресс, что ни говори…
И Дима оседлал своего любимого конька. Мы поговорили о прогрессе, о светлом будущем, когда любая кофемолка сможет поддержать с тобой утреннюю беседу, потом я спохватился:
— Ну так что запись-то?
— Отдал нашему великому лингвисту. Он колупается помаленьку. Говорит, что увлекательнейшее занятие, что, когда он это опубликует, — весь мир ахнет.
— Пусть нобелевкой не забудет поделиться… — сказал я.
— Нет, серьезно. Знаешь, что он говорит? Что если разобраться в структуре, то это будет самый простой и понятный в мире язык. Его сможет выучить человек любой национальности за несколько дней. Представляешь? Эсперанто отдыхает! Хотя, конечно, английский так просто не сдастся…
— Все равно люди будут учить китайский, — сказал я.
И жизнь снова развела нас на несколько месяцев.
Если бы я тогда знал, к чему все это может привести! Нет, если бы только догадывался…
Хотя что бы я сделал? Пришел к профессору с дубиной и треснул по башке, чтобы у него оттуда и русский язык вылетел? Увы, не в моей ангельской натуре. Познакомил старикана с молодой девицей, увлекающейся лингвистикой? Это, конечно, тоже хорошо от работы отвлекает, но таким ловким интриганом я никогда не был. За что и страдаю, кстати…
Профессор позвонил мне ровно через год после первого визита.
— Здравствуйте, Андрей…
В общем-то у меня плохая память на голоса, но профессора я узнал сразу.
— Здравствуйте, Пётр Семёнович…
— Я думаю, вам с вашим другом стоит зайти ко мне, — сказал профессор.
— Когда?
— Сегодня. Лучше не откладывать, знаете ли…
У меня часто забухало сердце.
— Вы что… серьезно… разобрались? Выучили этот язык?
— Да.
Нет, он сказал иначе. Не «да», а что-то совсем другое. Только это было именно «да».
— Мы сейчас приедем, — пробормотал я. И кинулся звонить Кабайлову…
Честно говоря, я сам ничуть не волновался и почти ни на что не надеялся. Если бы мне предложили пари, то я поставил бы десять против одного, что профессор ничего не расшифровал и сдался. Ну не в человеческих это силах!
Хотя, конечно, робкая, слабая надежда у меня все-таки была. Просто потому, что очень хочется
