туда, то это вовсе не говорило об их кредитоспособности. Это лишний раз доказывало их сущность.
Внутри харчевни сидело множество сикарасек, и все изрядно навеселе, так что название вполне себя оправдывало. Раздолбаи заняли место поближе от выхода и заказали жратвы. Пока хозяин, он же официант, он же повар, шинковал один из своих разноцветных влажных гладкокожих хвостов и заправлял нашинкованную массу разнообразнейшими приправами, Торчок успел отыскать в недрах заведения торговца чачей — суррогатной балданакосодержащей массой — и прицениться.
— Ну, бичи, я просто та-арр-чуу, — восторженно затараторил Торчок своим товарищам, едва успел вернуться на место. Бородавка на его макушке торчала колом. — Там такая чача.
— Бичам чача вредна, — назидательно прошептал Желторот. — Да и банк разорен…
Желторот выразительно постучал по пустотелой кости, привязанной к его голени и служившей кошельком. Там действительно было пусто. Старое Копыто лыка не вязал, поэтому активного участия в дискуссии принять не мог. Он просто полулежал у стойла и пускал слюну, оранжевую от
— А если я вот сейчас, здесь, у тебя на глазах, умру?
— Правда? — физиономия Желторота выразила неподдельный интерес.
— Ваш заказ, — услышали они голос официанта, и в стойло упали три миски с разноцветным крошевом. Пахло заманчиво.
Не произнеся больше ни слова, Раздолбаи уткнулись каждый в свою миску, немного почавкали, и отставили пустую посуду в сторону. Миска Старого Копыта осталась нетронутой. Пристально поглядев друг на друга, Желторот и Торчок рывком попытались присвоить себе лишнюю порцию, но их попытка осталась безуспешной: Старое Копыто успел опустошить миску еще до того, как грязные лапы его товарищей к ней прикоснулись.
— Вкусно, да? — облизнулся Старое Копыто.
— Бич, — хором заявили Желторот с Торчком.
Делать нечего, Раздолбаи встали и направились к выходу.
Путь им преградил тип в балахоне, из авантюристов. По сытой довольной морде и торчащим из ушей волосам Желторот понял: сейчас начнутся наезды. Лапы, гляди, в рукавах прячет, наверняка там по
— А за чачу кто платить будет? — авантюрист цыкнул зубом.
Желторот в недоумении посмотрел на Торчка:
— Про какую это чачу он говорит?
Торчок притворился, будто его здесь нет.
— Э, ребята, а заказ когда оплатите? — одна из псевдоподий хозяина надежно перегородила выход.
Впрочем, в тот же момент ее разодрали в клочья ворвавшиеся в харчевню мудрецы. Их взоры моментально сфокусировались на троице:
— Вот они где.
— Такая шляпа… — констатировал Старое Копыто, имея в виду головные уборы, которые принято носить в сообществе мудрецов.
Тишина, заполнившая все пространство вокруг…
…не могла длиться вечно, поэтому Желторот заорал во все горло:
— Замочу всех, — и ринулся в противоположную выходу сторону. Старое Копыто хотел уже вновь испортить воздух, но посчитал, что будет слишком много спецэффектов для одного дня, и ускакал, громко стуча копытами, вслед за Желторотом, оставив Торчка на произвол судьбы. Торчок в ужасе заметался на месте, потом подпрыгнул вверх и убежал из харчевни по потолку.
Хозяин, мудрецы и продавец чачи оглядели друг друга с неприязнью и сказали в один голос:
— Это вы виноваты.
После этого следовало бы ожидать, что сейчас начнется одна из тех драк, в результате которых множество сикарасек находят последнее пристанище в желудках ближнего. Однако вышло иначе: мудрецы с хозяином помчались вдогонку за Желторотом и Старым Копытом, а продавец чачи и одна из оторвавшихся хозяйских псевдоподий отправились на поиски Торчка.
Улицы города сей момент превратились в сумасшедший дом. Раздолбаев преследовали всюду, где они только не появлялись, и охота эта принимала, похоже, общегородской масштаб, поскольку в погоне приняли участие не только упомянутые выше индивиды, но и десятка два воинов, колония золотарей, немереное количество сброда и маленький философ в балданакском угаре.
Все трое, преследуемые толпами сикарасек, оказались сначала за городской чертой, потом за чертой видимости города, а потом посреди равнины без ориентиров и надежды на скорое возвращение. Дело в том, что они не сразу заметили, что преследование закончилось.
Сначала неожиданное приключение даже развеселило Раздолбаев (иначе Раздолбаями их назвать уже было бы нельзя), и они жрали все, что попадалось на глаза (особенно Торчок), кувыркались в высоких травах и сидели в густых кустах, обожравшись вышеупомянутых трав. Даже наступление прохладной ночи не особенно их обеспокоило, потому что за день они так умаялись, что проспали до рассвета совершенно не ощущая тел.
Но утром Старое Копыто отдавил крыло Желтороту, и тот вызвал бича на дуэль.
Ыц-Тойбол поцокал, потому что таких штуковин отродясь не видывал. Да и откуда ему видеть подобное, он же ходок без малого четыре этапа.
— Если она нас заметит, нам ек, — краем рта прошептал Ыц-Тойбол.
— Ага, — согласился Гуй-Помойс. — Но там моя сумка.
И он начал подкрадываться к зловещего вида твари. Его партнеру не оставалось ничего, кроме как присоединиться к опасной экспедиции.
Странное дело: чем ближе они подбирались к неизвестной сикараське, тем меньше она становилась, очевидно, законы перспективы на нее не распространялись, или же она была исключением из них.
Подойдя вплотную, Гуй-Помойс и Ыц-Тойбол увидели глаз, поросший со всех сторон длинными ресничками, заканчивающимися маленькими зубастыми ртами. Глаз выглядел напуганным и постарался убежать, однако Ыц-Тойбол накинул на него свой подсумок.
— С собой возьмем? — спросил Гуй-Помойс.
— Не оставлять же его здесь, — Ыц-Тойбола раздражала подобная недальновидность. — Ну, отойдем мы отсюда подальше, а он же вырастет — и схавает нас.
Гуй-Помойс поежился, и больше ничего не сказал. Ходоки собрали свой немудреный скарб, доели останки сикарасек, что-то сложили в сумы и пошли дальше.
…Ыц-Тойбол стал спутником Гуй-Помойса в один прекрасный день, когда лесные сикараськи запалили Большой Огонь. Церемония эта могла означать только одно — инициацию. В этот раз обряду инициации Ыц-Тойбол (точнее, имени ему пока не дали, до инициации никто имени носить не мог) по всем правилам не подлежал, но мудрец из их стойбища давно заприметил, что из всех сикарасек, снятых с дерева этап назад, поджарый и мускулистый чешуйчатый подросток, по ночам мучительно всматривающийся в небо, будто пытаясь что-то там найти, опережал своих сверстников в развитии. Опережал он и тех сикарасек, которые нынче собирались получить имя. И на свой страх и риск мудрец, которого звали Гын-Рытркын, решил инициировать будущего Ыц-Тойбола раньше времени. Узнав об этом, сверстники обзавидовались до соплей, а Ыц-Тойбол покрылся нервной сыпью, и в день Большого Огня едва не пропустил обряд, потому что из него беспрерывно выливалось все, что он съел накануне. Кое-как справившись с бушующим организмом, неофит едва успел к моменту, когда лесовики перебрасывали сквозь пламя предпоследнего инициируемого. Будущего Ыц-Тойбола подхватили за лапы и зашвырнули в столб ревущего огня.
Что там произошло, в столбе пламени, он не запомнил, единственное, что, как ему показалось, он увидел — это огромная, необъятная сикараська, передвигающаяся на брюхе, и несущая на спине витой панцирь. Еще ему послышалось, будто его кто-то зовет…
Потом Ыц-Тойбол выпал из объятий пламени в объятия Гын-Рытркына, и вот тут-то произошло немыслимое — мудрец не смог дать инициированному имя. Он в замешательстве оглядывал новенького, и дело грозило обернуться скандалом, если бы Ыц-Тойбол не шепнул:
