— Что за черт?! — удивился водитель.
— Снег, — сказал Кузя. — Никогда не видел снег летом. Это чудо.
— Жопа это полная, а не чудо, — процедил водитель, потому что машину занесло и он выкручивал баранку в сторону заноса.
Кузя обиделся и замолчал. Двигатель «КамАЗа» ревел яростно и натужно, автомобиль преодолевал снежные барханы, которые вырастали на шоссе буквально за секунды. Свет фар никак не мог преодолеть пространство даже на метр вперед.
— Назад, бляха, придется, — зарычал водитель, — а то замерзнем на хрен, посреди дороги.
Разворот дался с большим трудом, но все же дался. Теперь ветер дул сзади и сбоку. Шофер включил печку и стал искать какую-нибудь радиостанцию, но в эфире были только помехи и треск. Мелькнул указатель — до Бийска еще сорок километров.
Вдруг водитель ударил по тормозам и выключил в кабине свет.
— Ё-моё, — прошептал он, вглядываясь в темноту.
Кузя последовал его примеру, и едва не вскрикнул: в кромешной тьме снежной июльской ночи в каком-то десятке метров от «КамАЗа» резвились киты. Или не киты, но в темноте существа, плескавшиеся в земле и вздымающие ввысь комья дерна и камни, которые в воздухе перемешивались со снегом, казались Кузе именно китами, которых он видел по телевизору.
Если бы не были видны гигантские тела неизвестных животных, вполне можно было бы подумать, что вокруг рвутся снаряды.
— А, прорвемся… — прошептал водитель, выжал сцепление, переключил скорость и утопил педаль газа до самого конца.
«КамАЗ» почти взлетел. Фары свирепо терзали темноту, расшвыривая ночь по бокам проезжей части, словно шар кегли. Кузя на мгновение оцепенел. А потом подумал, что он сейчас уедет, и до конца чуда не увидит. Водитель не остановится, он настроен очень серьезно, он не верит в чудо.
Женька открыл дверь и выпал в пургу.
Почему-то не было холодно. Снег не таял, он был похож на тополиный пух, с той лишь разницей, что не набивался в нос и рот. Снег ласкал и грел.
Кузя, расшибшийся весьма ощутимо, кое-как поднялся на четвереньки. Вокруг плескались киты, огромные туши зверей лоснились чернотой, глаза таинственно поблескивали, хотя никаких источников света в этой тьме египетской не было.
— Чуден, право, божий свет… — восхищенно просипел Кузя и тихо умер.
Водитель достиг Бийска буквально за час, когда снегопад прекратился так же внезапно, как и начался. Улицы города невозможно было узнать, деревья согнулись под тяжестью снега. Водитель остановился у ближайшего поста дорожно-патрульной службы и всю ночь просидел в кабине, не сомкнув глаз.
Катаклизма не случилось, утром все быстро растаяло. На обратном пути, возле указателя, где выпрыгнул Кузя, водитель не увидел ничего странного, кроме, разве что, изрытой земли, что убедило его в том, что события этой ночи — не сон.
— Даже на войне я в таких переплетах не бывал, — рассказывал он потом коллегам за бутылкой водки.
А Кузю так и не нашли. Никто так и не узнал, что последней мыслью в его голове проскочило, что не стоило бить Лысого стаканом. Прости меня, Лысый.
19. Западное кровопролитие
То ли луна нынче полная, то ли еще что… может, бури магнитные, взрыв на солнце? В тринадцать тридцать три по местному времени Вохач взял в руки дробовик и вышел на улицу с полными карманами медвежьей картечи. У Вохача, конечно, были причины начать стрельбу, и он открыл огонь на поражение, едва вышел на центральную улицу. Затем он взял в заложники покупателей и персонал хозяйственного магазина «Тысяча мелочей» и убивал по одному человеку в час. Требований он не предъявлял.
Пашон тоже вышел на улицу не с пустыми руками. Он вылез из шахты в разгар рабочего дня и в одной руке у него был окровавленный лом, а во второй — три шахтерские сумки, доверху набитые аммонитом. Он неспешно переоделся, сел на автобус и доехал до городского управления внутренних дел, бросил шашку в аквариум к дежурным и быстро покинул помещение. Дико рвануло. Пашон перешел дорогу, вошел в здание редакции одной из местных газет и взял в заложники всю редколлегию, включая рекламщиков и корректоров. Он пообещал дать сногсшибательное интервью, взорвав для начала одну из наборщиц.
Юха удавила заведующую цепочкой от унитаза. Заведующая была штрафиркой, ничего в анализах не понимала, от запаха кала и мочи ее мутило, вид крови приводил ее в неистовство, тогда как Юха проработала в лаборатории больше тридцати лет и могла по запаху или цвету определить количество сахара в моче или аскарид в кале. Заведующая Юху ненавидела и всячески пыталась унизить. Дерганная заведующая лабораторией городской поликлиники Љ2 дергала цепочку унитаза с такой силой, что оная цепочка силой отдачи уносилась в бачок, и Юха, сама маленькая ростом и страдающая циститом всегда с превеликим трудом доставала эту цепочку, взбираясь на унитаз и рискуя упасть и удариться головой об пол. Юха знала, кто бесчинствует в туалете, тем не менее решила пройтись по всем кабинетам и попросить, чтобы воду в унитазе спускали аккуратнее, не дергая цепочку изо всех сил. Она объяснила, что ей очень трудно доставать эту цепочку из бачка. Когда со своей просьбой Юха вошла к заведующей, та обозвала Юху хамкой и заявила, что так этого не оставит. В ответ на это Юха отправилась в туалет, сняла цепочку и задушила заведующую.
Ян извлек из голбца гранатомет, привезенный в качестве трофея из Афганской республики, и взорвал соседей снизу по причине их вечной стервозности. Подумав немного, он разнес не только квартиру соседей, но и весь дом — канализация все равно прохудилась до невозможности. Оставшиеся несколько зарядов Ян потратил на расстрел колеса обозрения — с него когда-то упала и разбилась насмерть его малолетняя дочка.
Город стремительно превращался в мясокомбинат. Когда рядовой Гоха с автоматом, десятью рожками и сумкой с РГД покинул воинскую часть Љ36762/22, стало еще веселее: вслед за ним стремительно уходили с оружием все, оставшиеся в живых после демонстративного ухода Гохи.
К вечеру все слабые и неспособные к боевым действиям люди перестали жить. Живые забились по норам и держали круговую оборону, как, например, Жиндос Папен, иные промышляли активным поиском — все-таки у боеприпасов и продуктов было дурное свойство: заканчиваться. Открытые пространства обезлюдели, общественный транспорт прекратил функционировать, органы местного самоуправления были уничтожены чуть ли не в самую первую очередь.
Никто не объединялся для совместного ведения боев. Парламентеров с белыми флагами расстреливали сразу и без церемоний.
Некто пытался прорваться на танке. Боевая машина была сожжена через пять минут после того, как показалась на главной городской улице. Ловушка захлопнулась, никому покинуть город было нельзя. Проникнуть, впрочем, тоже. Город наполнился пауками, жравшими все, что попадало в сети. Брезгливостью никто не отличался.
Мальчик трех сидел в песочнице и ревел.
Он сидел здесь почти двое суток, и его никто не забирал. Этот район всегда был немноголюден, а за вчерашний день все здешние обитатели перерезали друг друга. Ни одного живого человека в радиусе двухсот метров не было.
Едва начало темнеть, по двору скользнула тень.
— Ты чей? — спросил мальчика мужчина, неслышно подкравшийся к песочнице. В руках его ничего не было, и любому это внушило бы справедливое недоверие. Но не ребенку.
— Папа! — бросился мальчик незнакомцу на шею.
— Какой еще папа?! — поморщился мужчина (от ребенка пахло мочой и какашками). — Я чужой злой
