будем растоптаны, тогда, может быть, появится у еврейского народа правда. Таков внутренний смысл проповеди Иеремии, это отчаянный призыв к правде демократической партии в момент, когда она была разбита, когда она была затоптана. Иеремия надеется исправить, пробудить такими энергичными мерами народ. Но народ оказывается вовлеченным в войну. Иерусалим взят, и евреи отведены в Вавилон.
В истории иудейского царства начинается период пленения. В течение этого периода было несколько интересных пророков, но самого интересного мы не знаем по имени. Это один из величайших публицистов, величайших мыслителей человечества, который в бытность евреев в Вавилоне в плену написал вторую часть книги Исаии, конец ее. Мы знаем, что не Исаия написал эту книгу, потому что в ней под видом пророчества изложен совершенно точно ряд таких событий, которые имели место после смерти Исаии. Мы знаем, что у многих народов встречаются такие случаи, когда ту или другую книгу, написанную современником, приписывают какому–нибудь из старых авторитетных писателей. Мы уже указывали, что Хелкия говорил, что будто бы нашел Моисееву книгу, которая на самом деле была написана им самим. Точно так же и в данном случае какой–то великий пророк, имя которого неизвестно, сам написал эту книгу и выдал ее за окончание книги Исаии, который пользовался благоговейной памятью, так что выгодно было сказать, будто бы это книга самого Исаии. Однако дух тут уже другой; тут виден яркий перелом; это писал человек на дне, в скорби, в плену; он писал не как Иеремия, не как человек, который только еще падает, а как человек, который находится уже там, в пропасти, но вместе с тем мы видим, как в книгу вкрапливаются уже первые лучи надежды.
Таков был этот второй Исаия, таков смысл я характер проповеди его.
Надо сказать, что в то время у вавилонян л у персов, которые совершенно переменили уже отношение к евреям и еврейскому богу и разрешили даже евреям вернуться в Палестину (царь Кир), у них, как я уже говорил в прошлый раз и как мы видим из Бундегеша, существовала вера в появление Саошьянта–спасителя, который приведет их к благу и победе над злом. При этом персы представляли себе Саошьянта как вождя иранцев против туранцев, который поведет их к победе тогда, когда и все светлые силы природы, божьи силы, бросятся против всех темных сил.
Еврей, который находился в таком ужасном положении, но которому религия все время говорила, что если ты, Израиль, раскаешься, если ты вернешься на путь божий, то бог тебя спасет, — в основание всей своей религии тоже положил надежду на лучшие дни. В будущем будет искупление, в будущем будет благо, в будущем придет спаситель. Однако второй Исаия не рисует спасителя, как рисовали Саошьянта персы, человеком могущественным, князем, который явится на болом коне, в блестящем вооружении и будет велчким победителем. Так думали только некоторый евреи, аристократы–саддукеи, из которых могли выходить такие вожди, как Иуда Маккавей[78], вернувший евреям на время блеск чисто национального и военного характера. Что касается второго Исаии, то он был представителем бедных, и он создал, опираясь на народное верование, великий патетический образ
Он говорит так: «Вы слышали, что есть господь, бог справедливости? Знайте, что он спасет вас, бедняков, страдальцев. Вы, евреи, забыли бога, вы уклонились от справедливости по пути неравенства, вы. обижали вдов и сирот. Но кто это вы? Вы — это богачи, аристократия, но есть среди еврейского народа и те, кто никогда никого не обижал, кто никогда никого не ограбил, кого другие обижали, кто был, как агнец, непорочен и безгласен, кто не протестует, когда его стригут, кто только страдал совершенно невинно, на кого Иегова, этот великий бог, смотрит с высоты своей оком, затуманенным. слезой. Еврейский народ всеми обижен, но среди этого народа есть бедные евреи, которых богатые евреи обижают, которые есть, так сказать, обиженные из обиженных, а сами никогда никого не обижают, а уповают только на милость божью и божью справедливость. И вот во имя этого бедняка, во имя этого страдальца бог простит всему миру все его грехи! Он скажет: «Переполнилась чаша моей любви, столько страданий перенесено праведниками, бедняками, что этого достаточно, чтобы перевесить все преступления мира». В то время когда бедняк будет растоптан, избит, посажен с разбойниками в тюрьму, распят, когда одежды его разделят между собой другие, тогда господь бог пожалеет его, протянет ему руку, выведет из могилы этого праведника, этого истинного человека, посадит его по правую руку от себя и скажет: «Ты царь, ты судья над всем народом», — и тогда будет благо и слава, тогда Иерусалим загорится великим ореолом, тогда все народы придут к согласию, тогда будет всеобщий мир, тогда не будет войн, тогда все будут отдавать свой труд для пользы всех, и этот труд будет вознаграждаться сторицею. Тогда даже среди животных будет царить мир, тогда лев и ягненок смогут пастись вместе».
Вот это учение и легло в основу дальнейшего еврейского мессианизма.
Еврейская беднота отдыхала на этой вере в появление великого благого бедняка, который будет ужасно страдать в своей жизни, потом умрет и который после своей смерти послужит, так сказать, последней жертвой перед богом, за которую мир будет искуплен, и совершится великий переворот — бог придет творить суд, над всеми с этим праведником и всех, кто был с ним, сделает господствующими в мире, а тех, кто был врагом его, накажет. После этого наступит царство любви и мира.
Таков был еврейский мессианизм, который был изложен в целом ряде апокалипсисов, в книге Эздры и других книгах.
Существовал еще целый ряд других пророков, менее важных, которые своим учением приспособили во многих чертах эту проповедь Исаии к тому времени, когда возникало христианство.
Мессианизм был очень сильно распространен среди евреев. Часть евреев, правда, увлеклась идеями мирскими, светскими идеями, идеями греческого типа, многие священники принадлежали к партии саддукеев[79] и эллинистов. Кроме них были представители еврейства чисто метафизического, это так называемые фарисеи[80]. Самая сущность их религии была метафизическая в нашем понимании этого слова, они верили в загробную жизнь и в воздаяние на том свете. Те, кто исполняет законы Моисея, чтит Моисея, те сейчас же после смерти будут участниками божьего блаженства, а тот человек, который этого не делает, тот явится жертвой соответственных адов. Наконец, среди евреев было еще особое направление, так называемые зелоты и эбиониты[81], которые часто носят название пазареев[82], помазанников, христов. Отсюда позаимствовано и имя Христос. Эти назареи были людьми аскетизма, они постились, они носили одежды преимущественно скотоводческого типа, они гнали от себя все, что происходило от греческой культуры, они старались жить главным образом в пустыне и вести такой образ жизни, каким жили предки, которые имели общение с Иеговой, как они полагали, и поэтому–то они отказывались, отрицали, как я уже сказал, все блага тогдашней культуры и говорили: «Мы хотим жить, как жили наши предки, чтя Иегову, в пустыне, питаясь акридами и диким медом, ходить в рубище, в грубых одеждах, — вот наша настоящая жизнь». По–видимому, типичным образом для назареев является образ Иоанна Крестителя[83]. В нем мы видим как раз все эти своеобразные черты.
Из учения Иоанна Крестителя мы видим, кто такие были назареи. Мы знаем, какими филиппиками разражается он против богачей, против фарисеев, против законников. Он требует того же, чего требовали и прежние пророки, он требует справедливости, он говорит постоянно то же, что говорил и Исаия: «Я не есть тот, который будет спасителем, но я его пророк и пришел приготовить ему путь. И путь этот есть путь равенства. И горы и долы уравняются, и первые и последние будут иметь ту же участь».
Существовал ли Иоанн Креститель, мы не знаем, но подобных ему было немало, это был тип. Такие проповедники создавали настроение, из которого развивалось первоначальное христианство.
Мы не имеем прямых следов в истории и прямых указаний на то, что личность Иисуса Христа существовала как историческая. Может быть, и был какой–нибудь Иисус, один из такого рода проповедников, внешние события жизни которого, может быть, напоминали в некоторой степени то, что пророки прорицали. Но более возможно, что евангелия в изложении событий просто следуют описаниям пророков. Впервые учение, приписанное Христу, появилось не ранее как через 60—70 лет после предполагаемой даты его смерти. Ни один ученик его непосредственно ничего не написал, а его учение могло быть записано теми людьми, которые слышали его уже от его учеников. Учение это до такой степени напоминает многие другие учения того времени, что по существу является сборником изречений и притч, напоминающих отчасти левое крыло фарисеев, отчасти одну секту, о которой я буду еще говорить. Левое крыло фарисеев, из которых некоторые имена нам известны, например, Гамалиил, учитель Павла, говорил почти то, что говорил Христос, — возлюби ближнего, как самого себя; Гиллель задолго до Христа жил и
