Том 3. Советский и дореволюционный театр

настоящего художественного театра.

Честь ему и слава, что он, несмотря на холодность и недоброжелательство, которые постоянно показывали ему слева, недоверие и порицание, на которые он порой натыкался справа, в среде более отставших товарищей, — непоколебимо, трудолюбиво, талантливо и добросовестно вел свою правильную линию.

Несколько слов о Юрьеве-артисте.

Я видел его во многих ролях и всегда удивлялся классической четкости и полной изысканности рисунка этих ролей. Но особенно поразил меня Юрьев в «Маскараде». В московские гастроли Юрьев дал «Маскарад»⁴ в несчетном количестве раз, вечер за вечером, часто даже по два раза в день. Роль колоссальная: сыграв ее один раз, можно чувствовать себя надорванным на несколько дней. Только благодаря огромной актерской выдержке, огромной технике осуществляется эта возможность нести такую крупнейшую роль вновь и вновь, всегда свежо и неутомимо.

Но помимо того, что это был tour de force[52] актерской выносливости, надо прибавить, что, немножко холодноватый в других ролях, Юрьев роль Арбенина играет с надрывом, не с тем некоторым классическим декламационным велеречием, которое слывет за сценический пафос, а с настоящей внутренней болью, даже с переходами от присущей «Маскараду» романтики куда-то в сторону гораздо более поздней «достоевщины».

Это был образ, вычеканенный с огромным мастерством. И я не знаю, найдется ли во всей нашей стране человек, который мог бы исполнить его с таким соединением внутренних чувств, подлинной человечности и необыкновенной сценической эффектности.

Юрию Михайловичу не так уже мало лет, но он необыкновенно сохранил свои силы. Это тоже большое искусство, для этого нужно настоящее мастерство — уметь так много давать и все-таки не грабить себя. Поэтому мы ждем от него еще очень много новых достижений.

Семья народных артистов нашей Республики пополнилась достойным сочленом.

О крестьянском театре*

Мне кажется, что всякому коммунисту и всякому вообще вдумчивому и передовому человеку при словах «крестьянский театр» непременно должен прийти в голову вопрос: а нужен ли вообще крестьянский театр? Этот же вопрос, конечно, приходит в голову и при словах «рабочий театр».

В самом деле, должен ли театр быть каким-то классовым или сословным? Может быть, этот путь приведет нас к тому, что у нас будет театр для советской буржуазии, театр для советских служащих, театр для рабочих квалифицированных и театр для рабочих неквалифицированных, крестьянский театр, а может быть, еще и батрацкий театр? Что же, может быть, рядом с этими театрами будет выситься еще какой- нибудь «общечеловеческий» театр? Не уродливо ли это?

Вполне соответствующий нашему времени театр не может не быть проникнут классовым духом, который вместе с тем, однако, является единственным общечеловеческим, а именно классовым духом пролетарским.

Как политика пролетариата вовсе не есть узкоклассовая политика, а политика спасения всего человечества, планомерного развития его сил, политика, включающая в себя борьбу с враждебными подлинным интересам человечества элементами и более или менее медленную переработку классов отсталых по сравнению с пролетариатом, так же, конечно, и пролетарская культура — культура общечеловеческая.

Пролетарская культура беспощадно отметает все, что идет против превращения капиталистического мира в коммунистический. В основе ее оценки отдельных культурных явлений лежит именно это мерило — насколько данное произведение содействует росту коммунистической культуры. Но коммунистическая культура растет разно, разным темпом и разными путями, в зависимости от того, на какую почву попадает ее зерно. В. И. Ленин много раз подчеркивал, что не один какой-нибудь путь ведет к коммунистической сознательности, что передовой рабочий приходит к ней иными путями, чем неграмотный чернорабочий; совсем другими путями идет середняк, батрак и интеллигент¹. Но все они могут, и не только могут, но должны прийти к коммунистическому сознанию.

Таким образом, центром и целью нашей культуры является культура общечеловеческая. Пролетариат является водителем и воспитателем, и его пролетарская тропа — главная дорога к этой цели.

Но пролетариат может сам обращаться к другим слоям, к другим элементам общества с видоизмененными формами художественной проповеди и воздействия, совершенно так же, как делает это в области политики и экономики.

Этого мало. Эти другие, непролетарские элементы — крестьянство, трудовая интеллигенция, трудовое мещанство и т. д. — могут искать сами путей к коммунизму, так как это классы, так сказать, двуликие. Одно лицо их смотрит вперед в том же направлении, в каком указывает пролетариат, а другое — назад, к их индивидуалистическому прошлому (остающемуся ведь и их настоящим). Поэтому искания их могут быть двойственны. В них могут быть более или менее яркие проблески самостоятельного осознавания себя самими этими группами в коммунистическом духе, а также и заблуждения, может быть, даже муки, вытекающие из борьбы пролетарских и непролетарских элементов в сознании творцов таких культурных произведений.

Вот почему мы не можем допустить существования какого-то непролетарского «общечеловеческого» театра. Общечеловеческий в наше время есть именно пролетарский театр, хотя театр, изображающий рабочих и отвечающий на чисто фабрично-заводские проблемы, в нем может представлять лишь более или менее существенную часть его.

Театры же отдельных классов или сословий могут пониматься в двух смыслах. Если мы скажем, что крестьянский театр есть театр, творимый крестьянами и выражающий крестьянский дух, — это будет один смысл; если мы скажем, что крестьянский театр есть театр, устроенный для крестьян и направленный к тому, чтобы помочь им скорее разобраться в их действительности, — это будет другой смысл.

И оба смысла вместе и каждый порознь таят в себе некоторые опасности. Всякое понимание крестьянского театра таит в себе опасность постольку, поскольку отторгает этот театр от пролетарского, а поэтому и общечеловеческого театра. Всякая обуженность, всякая замкнутость, всякая сословность есть вред в культурном отношении, и сейчас мы заинтересованы в том, чтобы как можно скорее создать единую яркую коммунистическую атмосферу, а вовсе не в том, чтобы расщеплять и разделять наше гражданство. Мы стремимся к тому, чтобы скорее уравнять во всех правах всех граждан Союза и рассматривать их как одинаково достойных и одинаково сознательных сотрудников трудового пролетариата.

Конечно, с другой стороны, отдельным элементам нашего Союза приходится к этой общей цели идти с совершенно разных уровней, исходя из совершенно оригинальных состояний. Уже одна разноплеменность наша и с нею связанная разнокультурность совершенно очевидно на это указывают.

Поэтому, отнюдь не отрицая необходимости для театра, как небольшой части общей культурной задачи, приспособлять свои формы к специальным средам, приходится поставить перед собою яркий, горячий лозунг: всегда помнить, что специально сословный или групповой театр есть только ступень, есть только переход, который ведет к театру общему.

Только в этом смысле приемлем мы нужность особого крестьянского театра.

Нужен ли теперь крестьянский театр в прямом смысле, указанном нами выше, то есть театр, творимый самими крестьянами?

Я думаю, что в этом не может быть никакого сомнения. Было бы, очевидно, чудовищным, если бы Советское правительство и советская культурная общественность зажали рот крестьянам-драматургам или крестьянам, любителям театрального искусства.

Взволнованное, видящее вокруг себя во многом обновленную жизнь, обогащенное элементами, побывавшими в городах и в армиях, крестьянство наше, особенно молодежь крестьянская, полно вопросов и ответов, полно творческих возможностей. На этой почве могут появиться массами и драматурги и актеры. Даже в самом начале революции деревенский самодеятельный театр развернулся почти с болезненной