Антисемитизм в древнем мире

было только привлечение и позднейшей египетской истории, где он, подчеркнув роль евреев во время восстаний в Александрии (при Птоломеях VII, VIII и XI), указал на их бунтовщическую природу.

Римляне отнюдь не противодействовали этому все растущему антисемитизму греко-египетского общества, так как и здесь, в самом Риме, совершенно самостоятельно наростало антисемитское движение.

Антисемитизм был занесен в Рим, вместе со всеми прочими продуктами тогдашней новейшей культуры, из эллинистического Востока. Характерно, что первым антисемитом в римской литературе был Цицерон, ученик уже известного нам Аполлония Молона и друг не менее известного нам Посидония. Таким образом, антисемитизм был на первых порах в Риме одним из многих подражательных «привозных продуктов»; однако, уже вскоре он стал и здесь народным движением. Правда, Цицерон в речи «В защиту Флаака» (гл. 28) выступает как будто бы с совершенно новым в литературе обвинением — с впоследствии столь сильно трепавшейся в литературе теорией о всемогуществе еврейского мирового кагала, и вся речь его наполнена эффектированным страхом перед местью всесильного еврейства. Но это обвинение кажется нам новым только потому, что предшествующая антисемитская литература дошла до нас только в отрывках. Действительно, с одной стороны Цицерон был учеником Аполлония Молона и другом Посидония Апамейского, с другой, Страбон, выступающий несколько позже с аналогичным заявлением о всесилии мирового еврейства, никак не мог иметь своим источником речи Цицерона, тогда как, наоборот, определенно известно, что Страбон для своего исторического труда имел непосредственным и главным источником Посидония Апамейского[45]. Таким образом для меня несомненно, что и это обвинение находилось уже в труде Посидония.

Антисемитская пропаганда Цицерона, будучи чисто литературного, книжного происхождения, не имела непосредственного влияния. В Риме наблюдается явление, аналогичное с тем, что было в Греции начала эллинизма (стр. 82–83): первое знакомство с евреями производит скорее выгодное для них впечатление. Отношение Варроновых «Древностей» к евреям — скорее сочувственное (fr. 128 R из Августина, Civitas. Dei, IV, 31, 2), отношение других писателей — снисходительно-ироническое (император Август, fr. 130 R из Светония, Divus Augustus с. 76, Гораций, Сатиры 1, 4, 138 слл., I, 5, 97 слл., 1, 9, 60 слл.), с другой стороны, еврейские религиозные обряды стали в это время даже «криком моды» в высшем римском обществе (Horat. ibid, Tibull. 1, 3, 17–18, Ovid, ars amatoria 1, 75, 415, 217 слл.). Если история Трога Помпея, resp. Юстина, в некоторых местах (Just., 36, 1–3) проникнута антисемитизмом, то это такое же «литературное заимствование», как и многое другое в его труде.

Однако, уже при Тиберии начинается в обществе антисемитская пропаганда, а вслед за ней и правительственные ограничения. В 19 г. происходит выселение всех евреев из Рима, 4000 евреев призывного возраста были отправлены в отличавшуюся убийственным климатом Сардинию для борьбы с сардинскими разбойниками[46]. Во главе антисемитской партии стоял всемогущий Сеян (источники — ibid., прим. 87). В виду того, что евреи, несомненно, энергично хлопотали об отмене этой меры, в обществе начиналось противодействие такому потаканию проискам евреев; в литературе начали доказывать необходимость и спасительность этой меры. Из указания писателей этой эпохи Валерия Максима (fr. 141 R = Epitome Юлия Париса 1, 3, 3 и Непотиан), писавшего между 29 и 31 г., т.-е. как раз накануне отмены этой меры, мы видим, что антисемиты, ссылаясь на исконность и древность ее: уже в 139 г. до P. X. при консулах М. Попилии Лене и Л. Калпурнии произошло якобы первое изгнание евреев из Рима. В действительности, повидимому, в 139 г. борьба шла с восточными культами вообще и вряд ли евреи удостоились в это время даже особого упоминания. Мера эта, в 31 г., с уходом Сеяна, была отменена, но общественный антисемитизм был уже в это время в Риме налицо в полной мере. Вот почему во время событий 38 г. евреям уже не удалось для противодействия антисемитским эксцессам опереться на римлян: волна александрийского антисемитизма встретилась на этот раз с такою же волной в Риме, нашедшей свое завершение в том, что Гай Калигула, следуя традиции Антиоха IV, пытался поставить свою статую в Иерусалимском храме (Mommsen, Rom. Gresch. V³, 518).

Рассказа Филона об александрийском погроме — самом ужасном из всех погромов древности — я приводить не буду[47]. Здесь только обращаю внимание читателя на то, что представитель правительственной власти, Авиллий Флакк, не только не был устроителем погрома, но стал открыто на сторону погромщиков только тогда, когда погром уже был в полном разгаре, и то после колебания. Все принятые им затем репрессивные меры против евреев — запрещение субботы, статуи императоров в синагогах, насильственное выселение евреев в старое гетто, обыски в еврейских домах, принуждение еврейских женщин публично есть свинину, бичевание членов еврейского совета были результатом непосредственного давления руководителей масс, а не наоборот. Отправленное евреями к Калигуле посольство с жалобой на происшедшее не имело успеха и повело только к новым издевательствам. Вопрос о том, был ли Гай Калигула помешанным, страдавшим манией величия, как думает Моммзен (Rom. Gesch. V³, 516), Штегелин (о. с. 383) и др. или же наоборот, мудрым пастырем народов (Willrich, Beitr. zur alten Gesch., 3, 85 слл. 288 слл. 397 слл.), при нашем взгляде на историю лишен всякого интереса. Калигула поддержал александрийских антисемитов не вследствие своих каких-то индивидуальных особенностей, а потому что, как мы видим, антисемитское ожесточение в Александрии случайно совпало в это время с обострением общественного антисемитизма в Риме.

В еврейской литературе ответом на гонения 38 г. явилась книга «Премудрости Соломоновой», не довольствующаяся одной апологией, а дышащая жаждой мести (см. ниже ч. II, общ. зам.). На основании ряда остроумных доводов, Goodrick[48] доказал, что книга эта написана именно в эту эпоху. Здесь нашли отзвук все злободневные вопросы, волновавшие александрийское еврейство в это, и только в это время: и навязывавшийся в это время евреям культ живого человека — римского императора Калигулы (XIV, 16. 17: «безбожный обычай [поклонения изваяниям] с течением времени упрочился и получил силу закона; по приказу тиранов стали чтить статуи: так как люди за дальностью расстояния не могли воздавать почитание им лично, они сделали вдали (от самих тиранов) копию их облика, сделали выставленное на показ изображение почитаемого царя, дабы перед ним в его отсутствии можно было пресмыкаться так же, как если бы он сам был там») и оспаривавшееся у евреев право александрийского гражданства, согласно их — справедливому или несправедливому — притязанию предоставленное им Александром Великим и Птоломеем I (по еврейской традиции всячески заманивавшим евреев в Египет), и отнятое у них при позднейших Птоломеях (XIX, 15 — проецируется, как это делалось обычно, см. выше стр. 48, в Египет времен Исхода): «С торжеством приняли они евреев, а затем, когда те уже получили все гражданские права, подвергли их неслыханным страданиям». Совпадения эти слишком серьезны, чтобы их можно было считать случайными; поэтому, возражения против доводов Гудрика, сопоставленные у Oesterley, о. с. 462–463, я считаю неосновательными. Книга описывает пребывание библейских евреев в фараоновском Египте, но, как я указал уже, здесь — типичная проекция современности в прошлое. Здесь говорится о жесточайших и несправедливых преследованиях евреев (X, 16 слл., XI, 1 слл. ХVІ-ХІХ, см. Oesterley, о. с. 473), здесь приводятся бросаемые антисемитами евреям упреки (II, 14 слл.: «нам тягостно», говорят язычники — «даже глядеть [на еврея]: его образ жизни не похож на нравы других людей, его жизненный путь особенный. Он ставит нас ни во что и сторонится наших путей, как чего-то нечистого», XII, 19: «Ты, Господь, научил нас, что надо любить людей, быть philantropon» — Гудрик справедливо видит здесь полемику с теорией антисемитов, по которой евреям их религия предписывала ненавидеть иноплеменников — misanthropian. Наконец, мы находимъ здесь и характерный (см. ниже стр, ч. II, 1) довод: если еврейская вера правильная, то почему же их Бог не избавляет евреев от страданий, которым они подвергаются? (II, 17 слл.).

Перейдем теперь к третьей из намеченных нами эпох. Эта эпоха так насыщена антисемитизмом, что еврейские преследования представляют непрерывное явление, и было бы неблагодарным делом пытаться и эту эпоху разложить на отдельные волны. Поэтому удовольствуемся тем, что покажем, как отдельные преследования евреев либо являются непосредственным результатом деятельности антисемитских масс, либо по крайней мере создаются в атмосфере напряженного общественного антисемитизма.

В царствование Клавдия из римских писателей выступали, как антисемиты, Сенека, придавший обвинению во всемогуществе «мирового кагала» его классическую формулу: „Victi victoribus leges dederunt' — «побежденные диктуют законы победителям» (fr. 145 R из Августина, de civ. Dei VI, 10)[49], и Персий, видевший в еврействе колдовство или чернокнижие (Sat. V, 176). Поэтому, если Клавдий, открывший свое царствование эдиктом о веротерпимости к евреям,