– Ты слышал, Либле увольняют? – спросил Тали.
– Кого увольняют? – переспросил Тыниссон.
– Либле. Пастор и кистер думают, что это он потопил плот.
– Тыниссон слегка покраснел. Продолжая разговор, он уже не смотрел Арно прямо в глаза.
– Откуда ты знаешь?
– Либле сам говорил. Но я не верю, что это Либле сделал. Если бы он потопил плот, он бы не скрывал. Это сделал кто-то другой.
Тыниссон ничего не ответил и стал пристально смотреть в окно, словно там что-то привлекло его внимание.
Арно взглянул на товарища и решил задать ему прямой и откровенный вопрос. Арно сам удивился, почему вдруг поколебалось возникшее у него позавчера вечером убеждение, что плот потопил Тыниссон. Тогда Арно был в этом уверен, а сейчас ему было как-то неловко требовать у Тыниссона объяснения. В его присутствии Арно чувствовал себя скованным.
После продолжительного молчания он все же решил спросить друга. Он подошел к Тыниссону совсем близко, тронул его за рукав и боязливо, почти умоляюще сказал:
– Тыниссон!
Тот молча обернулся.
– Скажи, Тыниссон, а может, это все-таки ты утопил плот? Скажи, не бойся, я никому не расскажу.
– Как это я его утопил?
– Нет, ну… я думал, может, это ты. Ведь ты велел мне сказать, что мы ушли домой вместе… и… я думал, может, ты и пустил его на дно, когда меня не было.
Тыниссон снова повернулся к окну, и если бы Арно мог сейчас видеть его лицо, то заметил бы, что тот покраснел до ушей.
– Значит, ты не топил его?
– Нет, не топил.
– Почему же ты велел мне говорить, что мы ушли домой вместе? Почему ты не сказал, что еще остался здесь, когда я ушел?
– Ну, иначе бы взвалили вину на меня.
– Да, да, конечно. Но к реке ты все-таки ходил? Не то кухарка не увидела бы тебя.
– Да, ходил… мыл рамку от грифельной доски.
– Но рамка у тебя такая же грязная, как и раньше…
– У меня мыла не было. Одной холодной водой не вымоешь.
– А плот был еще там, когда ты к реке ходил?
– Ну, был. Да что ты меня допрашиваешь?
Это уже кое-что значило. Подозрения Арно ожили с новой силой. Теперь он был снова уверен, так же, как и позавчера ночью, что только Тыниссон и мог потопить плот. Арно теперь не отстал бы от него, но храбрости не хватило. Ему казалось, что каждый новый вопрос все больше раздражает Тыниссона. Арно отошел от окна и направился к двери.
– Куда ты? – спросил Тыниссон, тоже отворачиваясь от окна.
– К реке. Возьму в спальне шапку и пойду посмотрю, что там ребята делают.
– Не ходи. Чего ты туда идешь?
– Пойду посмотрю…
– Не ходи.
– Почему?
– Иди сюда!
Арно снова вернулся к окну.
Ему показалось, что Тыниссон стал вдруг какой-то странный, как бывало на уроках, когда его спрашивали, а он не знал, что ответить. Вид у него был растерянный и беспомощный.
– Знаешь, Тали, чуть заикаясь, начал он, – плот… все-таки потопил я. Но смотри, никому не говори. А зачем они к нам во двор драться лезут, барчуки паршивые! Ходят с хлыстами и дерутся. Пусть теперь без плота сидят, так им и надо.
– Ах, значит, все-таки это ты? – с изумлением переспросил Арно. Его не столько удивила эта новость, сколько то, что Тыниссон сам ему признался. – Неужели ты потопил? Как же ты смог, ведь он страшно тяжелый?
– Говори тише – ребята услышат. Я толкнул плот подальше от берега, потом положил несколько досок – одним концом на берег, другим на плот – и стал носить на него камни, вот он и пошел ко дну. Когда плот стал уже погружаться в воду, я быстро по доскам перебежал на берег, а доски потом отбросил в сторону.
– Ой!
– Молчи! Видишь, Тоомингас уже уставился на нас, как чучело пучеглазое. И никому, смотри, не
