– Если вы спрашиваете, мог ли Эндрю уйти из лагеря, сбиться с дороги и свернуть себе где-нибудь шею, то я бы сказал, что вполне мог. В тех краях много острых камней, глубоких заводей и хватит листвы, чтобы засыпать тело, так что никто и не заметит. Многие люди, заблудившись, идут дальше. Думают, что рано или поздно куда-нибудь выбредут. За ночь он далеко мог забраться. Это самое логичное объяснение, особенно если учесть характер мальчика.
– Или он просто сбежал, – предположила я.
– Произойти могло все, что угодно, – согласился капитан.
– Думаете, я зря трачу время?
– Честно? Да, – добродушно ответил он.
– Эх, позвонили бы вы моей маме и сказали ей то же самое.
Мейерс уже имел удовольствие беседовать с моей мамой, когда вел расследование, и ему хватило.
Он съел бараньи отбивные, картофель с чесноком и выпил виски. Несмотря на старомодные манеры – например, называть меня «милая», – Мейерс вовсе не походил на обычного провинциального шерифа. В Рено происходит много преступлений, достойных большого города, и они вполне могут превратить простого копа в матерого следователя. Думаю, в свое время Мейерс хорошо поработал с делом Сноу. Жаль, ничего не добился.
По дороге домой кроме четырех маминых звонков (она предлагала остановиться в мотеле и переждать снежную бурю) меня преследовали две мысли. Единственный свидетель утверждал, что в то утро, когда исчез Сноу, видел около палатки двух парней. Мартин же говорил, что искал брата в одиночку. Мейерс объяснил это несоответствие тем, что свидетель просто запутался в числах. Должно быть, он видел обоих братьев за день или за два до исчезновения Эндрю. Это вполне логично, если не принимать во внимание другой факт: свидетель – профессор истории. А у историков обычно хорошая память на даты. Еще меня беспокоили первые показания Мартина, вернее, одна строчка в них. Это вполне могла быть и оговорка, связанная с шоком, но все-таки… Мартин сказал: «Мы искали Эндрю все утро». Возможно, кто-то и помогал ему искать брата, однако, по его словам, он был совершенно один.
С тех пор как я возобновила расследование, на автоответчике Мартина Сноу появилось три моих сообщения. Он не перезвонил ни разу.
Мама была не права, сказав сестре, будто я увольняюсь, потому что меня бросил стоматолог (теперь все его так называли). Даже Рэй понимала: причины моего бунта куда сложнее. По натуре она любит улаживать конфликты, поэтому не мешкая взялась за дело: под вымышленным именем записалась на прием к Дэниелу.
Миссис Санчес, помощница Дэниела, вручила ему тонкую карту больного.
– Последний пациент на сегодня. Если вы не против, я пойду домой.
– Мэри Энн Кармайкл?
– Да, она у нас впервые. Страховки нет. Обещает заплатить наличными. Посмотреть зубы не дала, сказала, что ей нужен «настоящий» стоматолог.
– Тогда до завтра, миссис Санчес.
Дэниел вошел в кабинет и увидел, как моя сестра шарит в его ящиках и шкафчиках. Он сразу ее узнал.
– Рэй, ты что тут делаешь?
– У меня зубы болят, – ответила она, бедром захлопнув дверцу шкафа.
– Невежливо рыться в чужих вещах.
– Вы правы. Больше не буду.
– Садись.
Рэй села в кресло и вежливо сложила руки на коленях.
– Зачем ты пришла?
– Зубы болят.
– Что, все сразу?
– Нет, один или два.
– Открой рот.
Дэниел надел перчатки и начал осматривать ее зубы.
– У ня к а аный аоо.
– Не разговаривай.
– Ажно. Ажно!
Дэниел убрал зеркало и зонд у Рэй изо рта.
– У меня к вам важный разговор.
– Это как-то связано с твоими зубами?
– Нет, гораздо важнее.
– Рэй, отношения между мной и твоей сестрой тебя не касаются.
– Четыре года назад моя мама расследовала дело одного стоматолога, который вытворял всякие гадости с пациентами, пока они под наркозом. Мама записалась к нему на прием. Стоматолог ее усыпил и сделал какую-то мерзость. Родители ничего мне не рассказывали, поэтому год назад я пробралась в контору, подобрала ключ к ящику с материалами и все прочитала. Они до сих пор думают, что я ничего не знаю, поэтому я буду вам очень благодарна, если наш разговор останется между нами.
– Хорошо.
– Вообще-то мама бы так не взбесилась, если бы не окружной прокурор. Когда она принесла ему дело, он сказал, что улик недостаточно. С тех пор нам попалось еще два плохих стоматолога: один лечил зубы под кайфом, а второй пломбировал полости, которые сам же и делал.
– Что ж, такое иногда случается. Мне очень жаль.
– Ну, может, тогда вы поймете мою маму?
– Рэй, я ее понимаю. Но твоя сестра мне солгала, и не один раз. Этого я понять не могу.
– Она врет всем, кто ей нравится. И мне врет постоянно. Говорит, что от «Фрут Лупс» у меня будет диабет.
– Вообще-то между потреблением сладкого и сахарным диабетом есть связь.
– Но ведь это не значит, что если я съем коробку «Фрут Лупс», наутро мне уже придется колоть инсулин.
– Ты съедаешь коробку хрустящих колечек за раз?
– Только по субботам.
– Лучше бы ты вообще их не ела.
– Я не о диете пришла разговаривать.
– Правильно. Поговорим о твоих зубах.
– И не за этим.
– Когда ты последний раз их чистила?
– У стоматолога?
– Да.
– Не помню. Когда мы ездили в Чикаго. Года два назад.
– Кажется, я знаю ответ на этот вопрос, но все-таки почему в Чикаго?
– Туда переехал доктор Фарр.
– Кто такой доктор Фарр?
– Мамин стоматолог. Она у него с детства лечится.
– Тебе нужно обязательно почистить зубы от налета.
– А вам нужно вернуться к моей сестре.
– Нет.
– Вы ей правда нравитесь. Она постоянно бросает парней, или ее бросают, и ничего. А теперь она грустит. И это плохо. Я часто вижу ее злой, но грустной – очень редко. К тому же она вам тоже нравится. Иначе бы вы меня давно отсюда выкинули.
– Давай-ка почистим тебе зубы.
– Я согласна на переговоры.
Рэй выдержала час чистки и рентген зубов в обмен на один звонок. И Дэниел мне позвонил. Беседа звучала так:
Дэниел: Могу я поговорить с Жаклин Мосс-Грегори?
Я: Дэниел?
Дэниел: Перестань записываться ко мне на прием под чужими именами.
Я: Хорошо, больше не буду.
Дэниел: Встретимся в клубе. Завтра в полдень.
Я: В теннисном?
Дэниел: В монашеском. Конечно, в теннисном. В полдень, не опаздывай.
Последний теннисный матч
Я предположила, что Дэниел хочет со мной поиграть, и захватила ракетку. Скоро до меня дошло, что разговаривать между ударами будет трудно. И только потом я узнала, что в этом и заключался его план. Никаких разговоров.
