Вернувшись, она села на кровать, сложила морщинистые руки в подоле цветастого платья.
— Что же теперь будет, а? — спросила она. — Война… Опять война. Куда страна катится? Мало мы воевали?
Я промолчал. Ответов на вопросы у меня не было.
— Что будет? — снова спросила женщина. — Кому теперь эти квартиры нужны? — Она махнула рукой на свою комнату. — Кто тут жить будет, если всем воевать?
Я опять промолчал.
— А скажи мне, Гриша, — проговорила она, — правду ли говорят, будто вас в космос закинуть хотят, прямо к этим самым истедантам?
Я выдержал взгляд ее умных глаз и честно ответил:
— Правду! — И она поверила. А я добавил, не совсем честно, но уже на полном доверии: — Полетят наши к ним, это точно. Подготовят у нас лучший отряд — и отошлют. Что поделать! Ну а остальные здесь останутся, тут тоже дел невпроворот…
Потоптавшись, я ждал, может, она еще что-нибудь спросит, но она молчала, тоскливо глядя в окно.
— Ну что, Любовь Сергеевна, пойду я, — негромко сказал я. — Я тут денег вон на полку положил, все-таки
прожил сколько в этом месяце… Ключи там же. Может, вернусь когда еще…
Она встала, взяла деньги, пересчитала. Подошла ко мне и сунула их в ладонь.
— Иди, — сказала она и вдруг перекрестила меня.
Я судорожно запихал деньги в карман и подхватил сумку.
— Всего доброго, Любовь Сергеевна! В ответ только хлопнула дверь.
Получив в военкомате направление на планету Ка-148, я окончательно решил на работу сегодня не возвращаться. Позвонил Ольке и сказал, что больше я сегодня не приеду, потому что повязали меня и теперь я рядовой Российских вооруженных сил. Что завтра я приду, но только попрощаться, а послезавтра — прости-прощай! Олька молчала, но оставалось ей только согласиться. Хотя чертеж опоры я так и не доделал, но был уже вне досягаемости любого начальства, начиная с Ольки и кончая самим генеральным директором нашей фирмы.
Оставалось у меня полтора дня на гражданке, и я принялся переезжать с наемной квартиры обратно в родительскую обитель, к сестре Катьке. Вещей за полгода я накопил немало, но большую их часть я без сожаления отправлял в мусор. В итоге два рейса на такси — и я, можно сказать, переехал.
Распрощавшись с хозяйкой, я побрел с сумкой через плечо домой — пешком, благо до родителей было недалеко, три автобусные остановки, а по дворам и того меньше.
Во дворах разливалась безмятежность и тихое спокойствие. Бегала ребятня, на лавочках медитировали доисторические старушки. Царили покой и умиротворение. Ярко светило солнце, но было не жарко. Протащив сумку пять минут, я пожалел, что не взял такси и в третий раз. Лямка натерла плечо, спина покрылась потом. Ничего, сказал я себе, терпи, солдат, тренируйся.
Выйдя на проспект, остановился на перекрестке, ожидая, когда загорится зеленый свет светофора. Вот вспыхнул желтый, за ним зеленый, — а я стоял и не двигался, пораженный.
По проспекту разливалась безмятежность и тихое спокойствие. Царили точно такие же, как во дворах, покой и умиротворение. И это под конец рабочего дня в будни! Даже в самые жаркие выходные, когда полгорода уезжало купаться, а вторая половина собирала клубнику в садах, проспект шумел довольно оживленным движением, не говоря об обычных днях, когда здесь творилось черт знает что. Я огляделся: в обе стороны вдаль простиралась практически пустая улица, буквально с пяток машин — и все. На перекрестке, где я стоял, затормозила «девятка», да с противоположной стороны аллеи стоял «уазик». И народу тоже не было: две тетки переходили дорогу на зеленый, чуть вдали кучковалось человек пять возле магазина «Ткани», две мамаши катили коляски по аллее. Город вымер.
Я припомнил недавнюю поездку на такси. Похоже, и тогда улицы были пусты, просто я не обратил на это внимания, погруженный в свои заботы. Таксист, как я сейчас вспомнил, выглядел мрачнее тучи и не сказал мне ни слова — молча выслушал, куда ехать, так же молча забрал деньги и помог доставать из багажника вещи.
Вот тебе и мобилизация. Тут дела не шуточные. Похоже, все мужики сейчас в военкоматах, а женщины… Я пригляделся к толпе, что стояла у магазина. Тетки, которых там было уже человек восемь, махали руками и ругались с кем-то, кто высовывался из дверей магазина. Спустя какое-то время двери захлопнулась, но тетки и не думали расходиться и что-то очень оживленно обсуждали.
И мне вдруг стало тревожно за Катьку. Когда я перевозил вещи, дома она отсутствовала, и Тоха, естественно, тоже. Я схватил сумку за ручки, чтоб было удобнее, и побежал прямо на красный, благо давить меня было некому. Забежав в квартиру, я облегченно вздохнул — Катька дома. Нервно бегая по кухне, она пыталась кормить Тоху. Тоха, видя, что его маму подбрасывает буквально на ходу, разнервничался и есть категорически отказывался.
— Привет! — крикнул я Катьке. Она даже не посмотрела на меня и снова попыталась засунуть в Тоху ложку. Тоха сжал зубы, а потом и вовсе разревелся что есть мочи.
Скинув обувь, я зашел на кухню.
— Отставить суету! — приказал я. Тоха поднял на меня заплаканные глазищи, полные надежды. Я вытащил его из стула и посадил себе на руки. Он тут же затих и присмирел.
— Что у вас тут происходит, а? — спросил я.
Катька, которую я сбил с ее ажиотажного настроения, стояла с ложкой каши в руках и не знала, что делать. Глаза ее выражали отчаяние.
— У тебя деньги есть? — вдруг спросила она.
— Допустим, есть, — ответил я спокойно.
— Дай! — сказала она.
— Сколько? — Я не повел и бровью.
Она замялась и принялась что-то считать в уме. Потом сбилась.
— Я не знаю! — крикнула она. — Много! Ну не очень много, — тут же поправилась она. — Надо еды купить. И одежды. Ты пока с Тохой посиди, а я поеду… Я вон уже закупилась. — Она показала на стол, и я заметил, что весь стол и даже пол под столом завален мешочками с гречкой, горохом, пшеном и прочими припасами.
— Неплохо! — констатировал я.
— Ладно, давай. — Катька пришла в себя. Отбросила ложку, принялась складывать сумки, брошенные на пол. — Сиди с Тохой, я поехала. Ксюха… помнишь Ксюху? Она на оптовом складе бухгалтером работает. Там все есть… пока. Надо туда. Но быстро. — Катька схватила Тохину тарелку и стала счищать ее содержимое в ведро. — Ты посиди с ним, я скоро. — Бросив тарелку в раковину, она метнулась в прихожую.
— Стоять! — крикнул я. Катька в испуге оглянулась на меня. — Иди сюда, — позвал я ее. Она медленно подошла. — Держи! — я осторожно передал ей Тоху. Тоха с любопытством наблюдал за всем происходящим. Перебравшись на мамины руки, он деловито вложил большой палец в рот и ждал продолжения действа.
— Садись! — Я усадил Катьку на стул. — Слушай меня, Катерина Арсеновна, — начал я. — Никуда ты не поедешь. Ты сейчас успокоишься, сходишь умоешься… Выпьешь чаю. Потом не спеша накормишь вот этого человечка. — Я достал Тохин палец изо рта. — А то он скоро самого себя слопает. Поняла? Я съезжу и куплю все, что надо, хорошо?
Катька долго не могла понять, но в конце концов кивнула.
— Еда, одежда, спички, лампочки, свечи, мыло… — начал перечислять я. — Что еще?
— Обувь!
— Так, хорошо…
— Тохе все на вырост.
— Понятно, — кивнул я. — Адрес давай!
Она сказала адрес, сказала, как найти Ксюху, и я отчалил.
Первой мыслью было опять вызвать такси. Но я подумал, что склад большой, а такси маленькое.
