находится во внешнем пространстве, куда этот замкнутый мир не имеет выхода.
Подобные столкновения реалий всегда поражали меня. Но на Земле они имели свой, небольшой, масштаб. Здесь же глобальность совершавшегося приводила мои мысли в экстатическое состояние удивления и волнения. Прямо сейчас реальность, которую можно было увидеть, услышать и даже пощупать, содержала в себе немыслимое соотношение величин: гигантское расстояние между моей родиной и замкнутым миром ч-ра, странные, трудновоспринимаемые формы жизни, огромный город. Соизмерение их с собой, с тем запасом знаний, что я имел, приводило в трепет. Банальные вещи, наполнявшие мою жизнь на Земле, через меня, через мою память соприкасались теперь с абсолютно непохожим на них миром. Я помнил зрительно, в тактильных ощущениях, на слух много простых предметов: шоорох коробка спичек, щелканье ножниц, кнопки на пульте телевизора. Помнил песок и асфальт, облупленную краску, утренний аромат свежих огурцов и обжигающие капельки жира в густом борще. Ни одна из этих Вещей не имела ничего общего с тем, что окружало меня сейчас. Окажись они здесь — и это выглядело бы нелепо, смешно и даже чуть-чуть стыдно. Но разве вещи хранящиеся в моей памяти, теряли свою ценность из-за того, что оказались недоступны и недостижимы? ВЯ они продолжали существовать там, на Земле, и знать знали ни про ен-чунов, ни про кошмарного Сохаба-Д ни про бессмертных ч-ра. Их ценность от этого не уменьшалась. Просто про нее здесь не было известна. Но я сам, как человек, как живое существо с чувствами с памятью тридцати лет, заполненной людьми, событиями, вещами, я сам был выражением этой ценности. Я словно служил иноземной единицей измерения окру жающего мира, как если бы кто-то вдруг решил измерить шесть соток садового участка средней полосы России в акрах: «Есть у меня две сотые акра, домишко, два парничка поставил, клубники четыре грядки, смородина, еще бы скважину хорошо сделать…» Изумление происходящим достигало таких размеров, что находилось в одном шаге от преклонения перед силами, создавшими такой мир, или же самим миром, родившимся таким неописуемо величественным, совмещающим несовместимые вещи.
Размышляя, я незаметно отошел довольно далеко от корабля, пройдя по парящему в вышине пандусу. Узорчатое переплетение связей перекрывало огромное пространство, поддерживая конструкции и открывая ошеломляющий вид вниз, к подножию сооружения, которое терялось в сумраке. Сто этажей, триста? Земные мерки тут явно не работали. Руки сжали перила, я любовался высотой с замиранием сердца.
Вдруг сзади послышался шум. Я оглянулся. — Беги! — коротко бросил мне Снуп, толкнув волной воздуха. Смешно переставляя ноги, сгибающиеся! где попало, он бежал на олимпийский рекорд и за пару секунд, что я тупил, почти достиг корабля. Осознав, что за просто так ни один нормальный человек рекорды не устанавливает, я рванул за ним, опасаясь вдобавок, что он решит «перестать меня знать» и свалит в одиночку Преследователей я не видел, но особо и не смотрел, решив, что призыв олимпийского чемпиона заслуживает условного доверия. Едва ли не побив рекорд Снупа, я запрыгнул в корабль, который уже трепетал и пружинил перед прыжком. Щелкнул люк — и Снуп рванул корабль вверх, вдоль стеклянных ярусов галерей. Они промелькнули блеснувшей полосой, а мы уже пожирали пространство, удаляясь от города.
— Я так и знал! Так и знал! — Бедный Снуп изводился почем зря. — Не зря я предостерегся! Чуял, что могут быть проблемы! Слышишь?
— Не глухой, — ответил я намеренно спокойно. При посадке у меня не было времени устроиться поудобней и теперь я полулежал, упираясь ребрами в острый угол металлического короба и задрав правую ногу вверх коленкой внутрь.
— Чтоб тебя разорвало! Лучше бы ты к Сохаба-ра свалился. И кто меня дернул к ч-ра идти? — Снупа чуть не корежило. Но корабль он вел уверенно: желто-зеленая пустынная степь проносилась под нами размытой акварелью. Скорость картофелины была огромная.
— Ты расскажи, что случилось, — сказал я, — я вместе с тобой поохаю, вдвоем веселее. И что ты нервничаешь? За нами никто не летит. — Я лежал головой вперед и сквозь прозрачную боковину видел краем глаза убегающий от нас горизонт. Гигаполис исчез вдали, за нами никто не гнался.
— Не летит? — Снуп оторвался от перископа и поглядел на меня с жалостью и ненавистью. — Если бы летели, то ты бы уже не со мной разговаривал. Трассировку нашего маршрута они моментом определят, наверное, уже определили. Откуда мы, когда, что за корабль. У нас времени на три мысли: что делать, какие шансы и откуда ты такой взялся.
— Ну так бросай меня и кончай стонать! — Меня взбесило его нытье, тем более что я не знал произошедшего с ним. — Давай, тормози пепелац. До свидания!
Глазки Снупа сузились в вертикальные щелочки.
— Молодец, смелый, — промолвил он. — С удовольствием высажу при первой возможности. Но сейчас ищут меня, а не тебя. И ты мне пока пригодишься.
— В качестве откупа?
— Угу, — откровенно признался Снуп.
— Замечательно. — Я был практически спокоен. Единственное, что я видел, — это истерика Снупа. Н было ни погони, ни страшных выстрелов, ни взрывов.
— Предлагаю решить вопрос номер один, — заяви, я, намереваясь придать разговору конструктивное на правление. — Что делать?
— Я понятия не имею! — воскликнул Снуп, с ход отметая конструктивность. — Они знают наш маршрут знают, где мы. Если они сразу рванут за нами на свои рейлах — нам крышка.
Глядя на его потерянное от паники лицо, я вдр ощутил неприятный укол беспокойства.
— Кто «они»? — быстро спросил я.
— Ч-ра.
— Что ты им сказал?
— Я ненароком упомянул в беседе тебя. Именно ненароком! Вроде как слышал от друга приятеля одного знакомого: кто-то ищет Т-ли. Мамочка, прилепи меня обратно! Как они напряглись сразу! Я аж похолодел. Слово за слово, пытаюсь отболтаться. Куда там! Они словно гарпун в живот всадили: начали ходить вокруг да около, вытягивать всю подноготную. Такая игра началась! Я туда-сюда, как бы, думаю, отцепиться. Вдруг понимаю: все, попался, конец. Вида не показываю, болтаем о том о сем. Мгновенье улучил — отошел. Сразу прыг! — на соседнюю галерею, потом наверх, пото вниз, бежал так, как сроду не бегал… — Он посмотре на меня. — Кто ты? — спросил он таким тоном, как будто ожидал услышать в ответ: «Твоя смерть!»
От его рассказа я чуть не вскипел. Кровь запульсировала в ушах. Матерь божья! На черта я древоликим сдался? Тем более они должны были считать меня мертвым.
— Ты сказал им, что я жив? — спросил я.
— Конечно, нет! Я вообще им не черта не сказал. Но сейчас думаю, от этого только хуже. Они понимают, что я юлил. И наверняка знают, что на корабле нас двое… Вывод сделать несложно.
— Ч-ра, с которыми ты говорил, кто они? — быстро спросил я.
— Кто… — Снуп не знал, что сказать. — Обычные боги, их четверо в этом городе. С двумя я как-то общался… Не знаю, обычные ч-ра, такие же скользкие, как и все остальные бессмертные…
Так… Значит, мой разговор с Т-ли и И-са стал известен остальным древоликим. Зачем? Что-то там было важное. Ари? Неужели все дело в Ари? Как вцепился в нее И-са, когда узнал, что она способна общаться с душами существ! Словно было в этом нечто невероятное и невыразимо ценное. Что же они хотят? Боятся, что я стану искать Ари и помешаю? Бред! Каждый из них в силах убить меня. Ожить я, возможно, и оживу, черт меня сейчас знает, но в стычке с ними смерти мне не избежать. Почему же они боятся? Или Ари перестанет делать что-то, если я найду ее? Но что? Зачем она понадобилась И-са?
Мысли неслись со скоростью меч-рыбы, неуловимыми чуть заметными поворотами корпуса набирая скорость. Снуп медленно положил руки на перископ, повернул рукоятки.
В чем смысл страхов и желаний древоликих? В бессмертии. Я уже думал об этом раньше. Точнее, в угрозе бессмертию… А почему только И-са заинтересовался Ари? Т-ли было явно наплевать на нее, он остался полностью равнодушен к ее способностям. Ничего не понимаю!
Я закусил губу. Снуп повернул ко мне голову.
— Я предлагаю… — начал он, но я резко поднял ру-ку, обрывая его и прося не мешать.
И еще башня. Т-ли заинтересовался башней, но постарался не подать вида. А И-са? И-са про башню
