Да по всем дорогам идут. Не сочтешь людей и оружие. А будет еще больше!
Партизаны подмигивали друг другу:
— Ловко агитирует дед Пранук, по-боевому.
Стояли тут известные отряды Копуши, Кияна, Зарубы, комсомольский железнодорожный отряд Анатоля и Игната, летучая диверсионная группа лейтенанта Комарова и многие другие.
И вдруг на площади и на улице все стихло, умолкло. Только слышны в разных концах протяжные команды:
— Сми-и-р-но! Сми-и-р-но-о!
На украшенную еловыми лапками трибуну поднялся Василий Иванович. Рядом стояли все штабные командиры, работники подпольного обкома. Вот Василий Иванович поднял руку:.
— Товарищи партизаны и партизанки! Поздравляю вас с двадцать четвертой годовщиной нашей героической Красной Армии. Много смела она с лица земли врагов советского народа. Крепко бьет она теперь наших лютых врагов, фашистских захватчиков. Насмерть угостила она непрошенных гостей под Москвой. Такая судьба уготована фашистам повсюду. А мы с вами верные помощники нашей армии. Многое вами сделано за эти месяцы, а предстоит сделать гораздо больше. И мы не успокоимся до того времени, пока не прогоним последнего фашиста с нашей земли и не прикончим людоедов в их собственном логове. Только тогда будет у нас порядок. Только тогда мы сможем заняться и землей, и хозяйством, и всей жизнью нашей, чтобы снова вернулось счастье в наши дома, чтобы вновь советские люди знали только одно: неизменно итти вперед, к прекрасному будущему, по пути, по которому ведет нас великий Сталин, по пути, предначертанному Коммунистической партией. Сейчас мы знаем только одно: смерть врагу! Кровь за кровь и смерть за смерть! Так пусть живет и здравствует наша героическая Красная Армия! Так пусть живет и здравствует долгие годы наш отец товарищ Сталин, который и в эту тяжелую годину не знает других забот, кроме забот о счастье народа, о благополучии нашей Родины.
Громкое ура прокатилось над заснеженными полями. Со всех концов неслись торжественные возгласы:
— Слава великому Сталину!
— Слава советскому народу! — Слава Красной Армии!
Заиграли трубы оркестра. С ними слились заливистые голоса баянов, аккордеонов. И все стоявшие тут на площади, на улицах, на поле — партизаны, колхозники — хором подхватили слова священной песни- клятвы, с которой советский народ всегда встречал свои победы в труде и в бою. Торжественные звуки гимна поднялись над заснеженными кровлями хат, над красным знаменем, над людьми, которые, прижимая к груди винтовки и автоматы, думали только об одном, заботились только об одном:
— Победить лютого врага.
Победить черную смерть, которая пришла к нам в облике фашистских полчищ и заполнила родные просторы, отравила запахом тлена и небытия все, что радовало сердце человека, все, что было его надеждой и счастьем.
Когда затихли, умолкли торжественные звуки Интернационала, послышался голос с трибуны:
— Уже несколько месяцев прошло с тех пор, как мы вступили в беспощадную борьбу с захватчиками. Многое изменилось за это время. Вначале нас было мало. И мы были вынуждены подчас прятаться от врага, забираться в леса и болота. Теперь они боятся нас, теперь они прячутся от наших глаз, — от нашей пули. Так поклянемся, товарищи, что до последней капли крови будем бороться с ненавистным врагом за счастье и свободу нашей родины, за жизнь наших детей, за волю и светлое будущее народа. Принесем присягу великому советскому народу! Принесем присягу великому Сталину, ведь мы — его верные и надежные солдаты.
Василий Иванович уступил свое место у микрофона начальнику штаба. Тот медленно читал текст присяги. От края до края — над площадью, над улицей, над полями звучали слова клятвы, которые повторяли молодые партизаны, принимавшие в этот день присягу.
На лицах людей, нахмуренных, суровых, в их сосредоточенных взглядах была безграничная уверенность в своих силах, в конечной победе над врагом. Каждое слово присяги, великое и суровое, как закон, воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Подтянутые, напряженные фигуры людей были неподвижными, словно окаменевшими. А в глазах горели, вспыхивали неугасимые огни святой человеческой ненависти к лютым врагам Родины. И сердца бились часто-часто.
— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступил в отряд красных партизан для активной борьбы с оружием в руках с заклятым врагом социалистической Родины, гитлеровской Германией, даю советскому народу и советскому правительству следующую клятву:
За свою Советскую Родину, за пролитую кровь нашего народа, за матерей и отцов, жен и детей, братьев и сестер, убитых и замученных фашистскими палачами, бить врага всюду и не щадить своих сил, а если потребуется, и своей жизни.
…Клянусь, что буду биться, не складывая оружия, до полного разгрома врага.
И если отступлю я от этой торжественной клятвы своей, пусть покарает меня суровая рука революционного закона!
Величественная тишина распростерлась на минуту над застывшими рядами людей.
С трибуны раздался голос Василия Ивановича:
— Поздравляю вас, молодые партизаны, с принятием боевой присяги!
— Служим советскому народу! — громовым раскатом пронесся над людьми дружный ответ. И одна за другой раздались команды. От грома медных труб все вокруг встрепенулось. Под тожественные звуки марша всколыхнулись людские громады, один за другим приходили мимо трибуны славные отряды. Шли бывалые партизаны Копуши и Комарова.
За ними следовали партизаны сводного колхозного отряда Тихона Зарубы. Сосредоточенные, суровые шли бывшие полеводы, бригадиры, садоводы и конюхи. И если бы не винтовки и автоматы, крепко прижатые к груди, да патронные подсумки и гранаты, можно было бы подумать, что они идут на какую-то работу в лес, на луг или в поле.
Люди шли и думали об одном. И на их мысли откликался короткий призыв на знамени отряда: «Кровь за кровь и смерть за смерть!»
С такими же мыслями шли люди из отрядов машиниста Анатоля и Игната. Их можно было отличить по одежде. Здесь встречались к черные форменки железнодорожников, промазученные шапки деповцев, обычные пальто рабочих.
За ними шли партизаны из отряда Кияна. Отряд выделялся своим воинским видом и выправкой. В рядах партизан было много милиционеров, военнослужащих. Слегка прихрамывая и расправляя на ходу свои пышные усы, Киян чеканил шаг под звуки церемониального марша и вместе с ним все бойцы отряда так отбивали шаг, что дрожала мерзлая земля около трибуны. От командира не отставал и комиссар Синица: нога в ногу, руки по швам, глаза направо, на трибуну. Видно, тяжело давался этот шаг немного болезненному Синице, капли пота поблескивали на лбу под навесом барашковой шапки, не очень воинственно надвинутой на затылок.
Василий Иванович встретился взглядом с глазами комиссара, тепло усмехнулся ему одними углами глаз, словно хотел сказать: держись, комиссар, держись, каждый шаг наш служит примером, каждый поступок — образцом, каждое слово — призывом.
А люди все шли и шли.
Проходил молодежно-комсомольский отряд партизан-разведчиков. Тут были и парни и девушки. Комсоргом отряда была Майка Светлик, которая больше не работала в штабе, — она давно уж просилась в боевой отряд. Она прошла мимо трибуны радостно взволнованная. И все они, юноши и девушки, только сегодня принявшие боевую присягу, казалось, слились в едином стремительном порыве, и возглас их перед трибуной «За Родину, за Сталина, за победу!» проник во все сердца и связал их воедино.
Василий Иванович ощутил, как потеплело у него на сердце, так что-то светлое, весеннее будило мысли. Наклонившись с Андрееву, шепнул ему на ухо:
— Вот бы нам быть такими, кажется, землю сдвинули бы места и единым махом сбросили бы с нее всю поганую нечисть.
