был у них в доме, но теперь он выехал. Куда? Не знает. Обещал написать, но вот уже месяц прошел, а никаких известий нет. Она очень волнуется… Даже думает, не обратиться ли ей в полицию.
Оставалась только единственная возможность установить связь с командованием — через связную Басю. Может, немцы до нее не добрались? Уже ни о чем не раздумывая, пошел быстрым шагом. Только бы встретить Баську…
Она была дома. Сама открыла ему дверь и, приложив палец к губам, потащила в маленькую комнату. За стеной слышались чьи-то голоса.
— Наверное, знаешь, что произошло? — спросил он.
— Слыхала, — подтвердила девушка.
— Я потерял контакт, так как Заглоба арестован.
— Я не знаю… — прошептала девушка. Она была очень бледна и казалась ему совсем ребенком. Маленькая, с большой косой, худенькое личико. Никто не дал бы ей ее двадцати лет.
— Баська, постарайся, — просил он, — это очень важно.
— Многих арестовали.
— Наверное, не всех?
— Не знаю.
— Завтра я приду, а ты постарайся все разузнать. — Он был так возбужден, что не заметил странной сдержанности Баськи. — Завтра, — повторил он, — в три часа.
— Ладно.
Успокоенный, он пошел к себе. Дороты опять не было дома. Увидел он ее только за завтраком. Неприятно кольнуло сердце: у нее были впавшие глаза, видно мало спала в эту ночь. Он удивился. Не ожидал, что может ревновать. Злясь на себя, сказал, что устанавливает контакты.
— С кем?
— Скажу, когда будут результаты.
— Хорошо, — согласилась она, но Юзеф понял, что Дорота явно недовольна.
Баська выглядела еще более худой. Он подумал, что это, наверное, из-за вчерашних арестов.
— Ну что? — спросил прямо с порога.
— Ничего.
— Как это?
— Никого не нашла. Одних арестовали, другие вроде скрываются. Ничем помочь не могу.
Коваль тяжело сел на лавку, вытащил сигарету и глубоко затянулся. На душе было пусто. Нитка надежды оборвалась.
— Больше никого не знаешь? — спрашивал он Баську уже который раз подряд.
— Нет.
— Правду говоришь?
— Ты с ума сошел! Зачем мне обманывать?
— Что теперь будем делать?
— Ждать. В конце концов они нас сами найдут.
Она, конечно, может ждать. А он — нет. Ведь не будет же он ей говорить, почему так спешит. Несолоно хлебавши он пошел домой. Чувствовал, что сети Хольде затягиваются все туже. Что делать?
Ему даже не пришло в голову, что после его ухода Баська сразу же побежала к сержанту Жбику. Выслушав ее сообщение о разговоре с Ковалем, сержант на минуту задумался.
— Он поверил тебе?
— Кажется, да. Но он был очень подавлен.
— Девушка, с огнем играешь. А если он тебя выдаст?
— Зачем я ему, пан сержант? Он, наверное, ищет кого-нибудь покрупнее.
— Нужно пристукнуть сукина сына, — сказал сержант своему помощнику капралу Жуку, — и как можно скорее.
— Вызвать ребят из деревни, никто их не знает, и стукнуть, — согласился Жук.
— Идет. Я доложу начальству об этом. А Баську надо отправить в деревню. Но не сразу, так как этот мерзавец может спохватиться.
— Выдели ей какого-нибудь парнишку, пусть охраняет.
Антек Калиновский дружил с Юзефом с детства. Вместе проказничали в школе, вместе дрались с мальчишками, вместе начинали ухаживать за девчонками. Теперь Антек при виде Юзефа вздрогнул и чуть было не перешел на другую сторону улицы. Потом передумал и направился прямо к нему. С минуту стояли молча. Юзеф первым опустил глаза.
— Не знаю, зачем ты это сделал, — сказал тихо Антек.
— О чем ты говоришь? — хрипло спросил Юзеф.
— Ты сам знаешь… Могу сказать только, что тебе вынесен приговор.
— Какой? — спросил Юзеф, хотя заранее знал ответ.
— Крышка.
— За что?
— Ты!.. — рявкнул Антек. — Продался, сукин сын, и еще спрашиваешь? Будь мужчиной хоть сейчас. — В голосе Калиновского было презрение. Холодное, уничтожающее презрение.
И пошел. Как ни в чем не бывало. Коваль смотрел ему вслед и завидовал, что тот не побоялся… Сказал свое и пошел спокойно дальше.
Юзеф возвращался домой почти бегом. Встречавшихся мужчин обходил с трепетом в сердце. Ему казалось, что каждый из них может привести в исполнение приговор. Никогда еще он так не боялся, даже в самые тяжелые минуты боя. Домой прибежал запыхавшийся, старательно закрыл за собой дверь на замок. Потом поднялся наверх и украдкой посмотрел в окно. На улице все было спокойно.
Дорота поехала в Радом, поэтому он мог спокойно сидеть у себя в комнате, курить и бездумно наблюдать за уличной жизнью. Не было сил что-либо делать. Его терзало постоянное чувство страха: он боялся смерти от рук своих товарищей и клочка бумаги на груди, что убит, мол, за предательство. И вот однажды ночью его разбудили взрыв гранаты и страшный крик Лыховского. На улице раздались выстрелы, потом послышался топот, резкие команды. Юзеф спустился вниз. Разрушенная взрывом гранаты столовая, поломанная мебель, пол, засыпанный штукатуркой, и скованный страхом Лыховский, который только теперь понял, что гестаповцы схватили не всех, что смерть хотя и прошла совсем рядом, но в любую минуту может возвратиться…
Дорота приехала в полдень, вошла в дом оживленная, радостная. Осмотрела квартиру, презрительно скривилась.
— Убедились, — промолвила она, — что у них руки коротки? — И обратилась к Юзефу: — Что успел сделать? Нащупал контакты?
— Еще нет.
— Можешь у меня поучиться. — В ее голосе вновь звучало презрение. — Я уже знаю, где их искать.
Его раздражала ее самоуверенность. Но, очевидно, она не хвалится, действительно напала на какой- то след. Дьявол ей, что ли, помогает?
Многое можно объяснить этим людям, сидящим у костра. Но вряд ли он сумеет рассказать им о последней ночи с Доротой.
Они легли в постель, и все было так, как в начале их совместной жизни. Вновь была только она, ее тело, ее теплое, жадное на ласку тело. Она скоро уснула… Он лежал и постепенно приходил в себя, осознавая, что, собственно, произошло. Встал, с минуту постоял посредине комнаты. Все это показалось ему таким отвратительным. И тогда он решился…
Тихонько подошел к двери комнаты Лыховского. Тишина… Дворами прошел на улицу Лангевича. Услышал топот патруля. Забежал в какой-то двор, потом перескочил через забор и огородами добрался до реки. За городом пошел по знакомым тропинкам, сокращая свой путь. Старательно обходил деревни. Было только одно желание: дойти… А потом… Все равно, дойти и предупредить. Уже рассветало, когда он подошел к дому Шимека. Тихонько постучал в окно. Во дворе залаяла собака. Ей стали вторить другие. В окне показался Шимек. Он смотрел на Юзефа почти с ужасом.
