нас.
Не хотелось Тане оставаться дома, но ослушаться было невозможно. Она сняла с головы косынку и села на скамейку, по-детски болтая ногами, обутыми в потрепанные тапочки. На душе было неспокойно.
Глядя на хозяйку, усердно отбивающую земные поклоны, Таня едва сдерживалась от желания сказать ей что-нибудь дерзкое. Ее раздражали гнусавые просьбы Холодовой об отпущении грехов, постное лицо с выражением мирской покорности и елейный голос, не похожий в эти минуты на обычный: грубый и резкий.
Дождавшись, когда хозяйка закончила молитву, Таня спросила:
— Тетя, что же вы просили у бога? Холодова грозно посмотрела на нее и злобно буркнула:
— Добра для таких непутевых, как ты!
С улицы долетел призывный рожок пастуха и далекое щелканье кнута.
— Подои корову и проводи в стадо, — распорядилась Холодова.
Неожиданно Таня увидела Мишу, торопливо шагавшего по улице с узелком в руке, и обрадовалась этой встрече. Сразу же вспомнились ночной пожар, незнакомец в доме, кошмарный сон. Она осмотрелась по сторонам и, негромко окликнув Мишу, поманила его пальцем.
Миша подошел, поздоровался, удивленно спросил:
— А разве ты не идешь на ток?
— Оставили дом мазать, — грустно ответила Таня. — Чистота им вдруг потребовалась.
— Да плюнь ты на них, они, может, фрицев готовятся встречать.
— Не могу, они и без того на меня не смотрят.
— Ну и пусть. Ушла бы от них, — взволнованно проговорил Миша. — Я пойду, а то подводы уедут, придется пешком топать.
Таня взяла его за рукав выгоревшей рубашки.
— Ты сказал, что они готовятся фрицев встречать, — голос девушки дрожал от волнения, срывался до шепота. — Миша, я хотела сказать тебе… Понимаешь, ночью к ним какой-то мужчина вбежал в дом и спрятался в кладовке. Я сама, своими глазами видела. Наверно, он удирал откуда-то — дышал, как паровоз.
— Постой, а когда это было? — насторожился Миша.
— Когда за станицей горел навес. Боюсь я их. Вечером понесу ужин в Сухую балку. Дядя Максим приказал.
Миша, крепко сжав в своей загрубевшей ладони ее маленькую теплую руку, спросил:
— А может быть, тебе показалось, а?
— Я же его видела вот так, как тебя, только лицо… Да ну тебя. Таня нахмурилась и отвернулась.
— Не обижайся, я просто так… — Миша стиснул руку Тани еще сильнее, как будто боялся, что она убежит, не дослушав его. — А что, если это шпион?
— Зачем он к ним?
— Не знаю, — Миша растерянно полол плечами. — Забегу сейчас в правление, а ты смотри не подавай вида.
— Я тоже с тобой.
— Они сразу догадаются. Будь здесь. Ладно? Таня кивнула в ответ.
— Я быстро, — пообещал он и, сунув узелок под мышку, побежал по улице.
Таня посмотрела вокруг и успокоилась: их никто не видел. Она медленно пошла в дом.
Председателя Миша застал на крыльце правления. Он, как всегда, торопился в поле.
Тяжело дыша, Миша покосился на дремавшего в тарантасе кучера и таинственно прошептал:
— Дядя Ваня, пойдемте в комнату, не могу здесь.
Курганов удивленно посмотрел на него, взял за руку и повел за собой. Закрыв дверь на крючок, он усадил Мишу рядом с собой на стул.
— Что там у тебя за новость?
Почти слово в слово передал Миша то, что рассказала ему Таня.
— Может, это он дал сигнал самолету? — высказал Миша свои подозрения.
Курганов крякнул, почесал затылок и усмехнулся.
— На кой черт ему нужен наш навес, — проговорил он. — Тут что-то другое.
— Давайте, дядя Ваня, мы выследим его, — предложил Миша.
— Кто это мы?
— Я, Федька и Василек, — сразу же выпалил Миша. — А что, не надеетесь?
Курганов задумался.
— Нам, парень, играть в прятки некогда, — наконец сказал он. — Да и незачем. Давай договоримся: ты пойдешь к себе и присмотришь за домом Холодовых, а я кое с кем посоветуюсь. Никаких глупостей не делай, понял?
Встав со стула, Курганов прошелся по комнате и, остановившись возле Миши, проговорил:
— А что, если?.. Ну ладно, не будем гадать, иди.
Ни о чем не спрашивая, Миша вышел на улицу и быстро зашагал домой.
На полдороге его обогнала старенькая милицейская машина. Поднимая тучи пыли, она свернула по направлению к колхозному току.
«Зачем они туда поехали? — недоумевал Миша. — Ведь Таня же сказала, что этот сидит у них в кладовке. Пока будут разъезжать, он сбежит».
Проходя мимо холодовского дома, Миша через распахнутую калитку увидел Таню. Она месила ногами глину. Рядом, склонившись над кадушкой, стояла хозяйка. «Небось не думает, что скоро возьмут за жабры».
Войдя к себе во двор, Миша швырнул на крыльцо узелок с харчами и побежал в сад. Прячась за деревьями, он осмотрелся вокруг и, пригнувшись, перебежал огород Холодовых, подобрался к их сараю и выглянул из-за угла.
Холодова наложила в ведро глины и, кособочасьот тяжести, пошла в дом. Миша тихонько свистнул. Таня оглянулась, увидела его, смущенно закрыла руками порванный подол платья. Потом она кивнула на дом и что-то беззвучно прошептала, но Миша ничего не понял и показал рукою на ухо, как бы говоря, что ему не слышно ее. Но тут на крыльце появилась Холодова, и Миша юркнул за сарай, а оттуда на четвереньках переполз к забору. Теперь через щель ему был виден весь двор.
Таня продолжала месить глину, а Холодова носила вилами из сарая навоз и бросала ей под ноги. Время тянулось медленно. От неудобного лежания у Миши заныла нога. Он уже хотел выбираться из своей засады, как вдруг увидел входивших во двор четверых мужчин в штатском. Миша заметил, как изменилась в лице Холодова и, швырнув в сторону вилы, засеменила к дому. Один из пришедших остановил ее, преградил дорогу.
— Одну минутку, гражданка, — спокойно проговорил он. — Обойдутся без вас.
— Там никого нет, — залепетала хозяйка, показывая на Таню. — Мы тут… Собрались мазать…
Перескочив через плетень, Миша подбежал к Тане, схватил ее за руку и потянул за сарай.
— Уйди. Понимаешь, могут стрелять. Девушка послушно пошла за ним. Заслонив ее спиной, Миша внимательно следил за поднимающимися на крыльцо незнакомыми мужчинами. «Ну что они так медленно, как будто в гости пришли…» — досадливо поморщился он и, повернувшись к Тане, сказал:
— Постой здесь, я гляну!
Он подбежал к крыльцу и заглянул в коридор. У входа в кладовку двое стали по бокам, третий, держа пистолет наготове, с силой толкнул дверь и громко крикнул:
— Выходите, буду стрелять!
В ответ — ни звука. «Удрал», — со злостью подумал Миша.
— Повторяю: буду стрелять! В кладовке скрипнула кровать, что-то зашуршало, и в темном проеме появился Ефим. Глаза его щурились от света, на бледном лице была жалкая растерянность.
— Оружие! Где оружие?
— Нет у меня, — с трудом выдавил Ефим, сутулясь. — Я бросил его там…
— Кто такой?
