отпил глоток и вернулся к своей мысли насчет Граника.
В чем же корень ошибки Ефима Граника? Или, может быть, здесь имела место случайная обмолвка, которая бывает со всяким человеком? Нет, здесь, конечно, имела место не случайная обмолвка, ибо Ефим Граник, в силу некоторых особенностей своей профессии, ведет кустарный образ жизни, а на фабрике или заводе никогда не работал. Отсюда прямой путь к отсталости сознания. Рабочий класс в СССР уже не только хозяин государства, но владеет всеми орудиями производства и, кроме того, свободен от всякой эксплуатации, а наш Ефим Граник не заметил этой маленькой разницы, которая произошла у него на глазах.
Иона Овсеич, мадам Малая и все другие смотрели, улыбаясь, на Ефима Граника, сам он тоже улыбался, поскольку на виду у публики сел в калошу и хорошо понимал, что лучше вместе со всеми посмеяться над собой, чем оставаться в полной изоляции.
А теперь, сказал докладчик, перейдем к следующему вопросу: в чем основные особенности новой Конституции? Прежде всего не надо путать Конституцию с программой, ибо в то время как программа говорит о том, чего еще нет и что должно быть еще завоевано в будущем, Конституция, наоборот, должна говорить о том, что уже есть. Значит, программа касается будущего, а Конституция — настоящего. Значит, в Конституции надо отражать не то, что нам хотелось бы — например, полный коммунизм, когда от каждого будет по его способностям и каждому по его потребностям, — а то, что есть уже в действительности: первую, или низшую, фазу коммунизма, другими словами…
— Социализм! — крикнул с места Ефим Граник.
— Совершенно верно, — подтвердил докладчик, — социализм. Значит, новая Конституция — не программа, а итог пройденного пути, и в этом ее первая особенность.
— Товарищи, — спросил вдруг Иона Овсеич, — всем понятно, что я говорю, или не всем? Тут стесняться лишнее — материал очень сложный, и лучше семь раз отмерить, чем один раз отрезать…
— Где не надо! — опять вставил свое слово Граник.
Мадам Малая сделала ему замечание, но товарищ Дегтярь отметил, что такие реплики с места как раз свидетельствуют о высокой активности, и нет нужды затыкать рот.
На второй и третьей особенности докладчик остановился вкратце, поскольку для глубокого их понимания требуется политэкономия, а политэкономия такая вещь, что на полном ходу лучше не прыгать: не только без ног — без головы остаться можно. Однако каждый должен хорошо запомнить, что все без исключения буржуазные конституции опираются на капиталистические устои, а новая Конституция СССР, наоборот, исходит из факта ликвидации капиталистического строя в СССР. Кроме того, буржуазные конституции молчаливо исходят из предпосылки о том, что общество состоит из антагонистических классов, а наша Конституция, опять-таки наоборот, исходит из того, что в обществе нет уже больше антагонистических классов.
— Товарищи, — прервал сам себя Иона Овсеич, — есть необходимость особо расшифровывать понятие антагонизм или пойдем дальше?
— Пойдем дальше, — ответила мадам Малая, — это слово должны все знать, а кто не знает, спросит потом.
Про четвертую особенность новой Конституции докладчик сказал, что она имеет первостепенное значение, но в условиях Закавказья и Средней Азии играет еще более важную роль. Почему же так получается? А получается так потому, что четвертая особенность — это полное равенство всех рас и наций, независимо от языка и цвета кожи, во всех сферах как хозяйственной, так государственной и культурной жизни. У нас в Одессе царское правительство тоже натравливало одну нацию на другую, устраивало еврейские погромы, но теперь от этих кошмаров осталось одно воспоминание, и наши дети могут учиться в русских, украинских, еврейских, болгарских и польских школах. Одновременно с этим есть еще две немецкие школы: одна в центре города, другая — в Люстдорфе, куда можно доехать двадцать девятым трамваем, его конечная остановка на Тираспольской площади, три квартала отсюда.
Из зала крикнули: даже меньше трех, два с половиной, — докладчик принял уточнение и перешел к следующей, пятой особенности.
Пятая особенность говорила о том, что в противоположность буржуазным наша Конституция не делает различия по половому признаку, то есть мужчины и женщины, а также между имущими и неимущими, оседлыми и неоседлыми.
— А цыгане получат право голоса? — Ефим вскочил с места и на ходу вспомнил, что надо поднять руку.
— Сядь, — приказала мадам Малая, — ты не даешь человеку говорить!
Докладчик, однако, воспринял вопрос с места по-другому и прямо сказал, что пример с цыганами — это очень интересный пример, поскольку, с одной стороны, они живут без прописки и неизвестно где их искать, но, с другой стороны, советская власть на местах предоставляет им прописку и постоянную работу. Наряду с этим, многие цыгане уже вступили в колхозы, где они работают кузнецами и конюхами, так как всю жизнь имели дело с лошадьми и хорошо их знают, а отсюда мы можем сделать прямой вывод, что равенство есть не только на словах, но и на деле. Кто видел картину «Последний табор», там играет знаменитая Ляля Черная, тот собственными глазами мог убедиться, что наши советские цыгане — это уже не те нищие цыгане, которые были до революции или в первые годы. Правда, отдельные цыгане еще ходят с гармошкой или скрипкой по трамваям и поездам, занимаясь попрошайничеством, но, как говорится, семья не без урода, так что исключение в данном случае только подтверждает правило.
Последние слова докладчика люди встретили единодушными аплодисментами, ибо каждый, особенно те, которые помнили старое время, мог подтвердить из собственного опыта, что цыган в трамваях и на улицах делается все меньше, хотя возле Привоза, у Староконного базара и даже на углу Дерибасовской и Х-летия РККА, бывшей Преображенской, гадалки иногда еще хватают прохожих за рукава, а если те отказываются, забегают вперед и загораживают дорогу, пока не добьются своего.
Переходя к последней, шестой, особенности, докладчик со всей определенностью указал, что, в отличие от буржуазных конституций, она переносит центр тяжести на вопрос о гарантиях прав. Если, например, дается право на труд, так оно обеспечивается законодательным закреплением факта отсутствия у нас кризисов, если дается свобода слова, так одновременно предоставляются типография, бумага и помещение. За примером не нужно далеко ходить: вчера, кто хотел, мог принять участие в демонстрации, сегодня каждый может высказаться здесь перед жильцами дома и других дворов, а завтра он может напечатать заметку в газете, и об этом будет знать уже весь народ — не только Одесса, Николаев, Херсон, — а весь СССР, потому что заметку могут передать по радио, а радио — самый быстрый вид связи и не боится расстояния.
— А заграница? — крикнул Граник.
— Заграница тоже, — ответил Иона Овсеич, — так что, Граник, ты имеешь шанс прославиться на весь мир, как Давид Ойстрах.
Все засмеялись, а Ефим честно признался, что за всю жизнь не держал в руках скрипку.
— Это не мотив, — возразил товарищ Дегтярь, — у Давида Ойстраха тоже был день, когда он первый раз взял в руки скрипку. Если надо, мы дадим в школу Столярского справку, что ты вундеркинд, и через пару лет Ойстрах будет натирать тебе канифолью смычок. При условии, конечно, что ты разрешишь.
Пусть сначала хорошо попросит! — закричал Граник, но услышали его только те, кто сидели рядом, потому что от смеха стоял сплошной гул.
Поскольку новая Конституция имела шесть особенностей и все были освещены, докладчик предупредил, что позволяет себе перейти к следующему пункту, а именно: буржуазная критика проекта Конституции, которая теперь уже не проект, а существующий факт.
Заложив пальцы под борт тужурки, Иона Овсеич сделал глоток воды, перевернул лист и остановился на первой группе критиков, которая не нашла ничего более умного, как просто замолчать новую Конституцию, вроде ее не было и нет вообще в природе. Некоторые могут подумать, что замалчивание не есть критика, но это неправильно, ибо кто одобряет, тот одобряет, а кто молчит, тот молчит. Конечно, это глупая и смешная форма критики, но все же форма критики. Что же получилось с методом замалчивания на деле? А получился полный пшик, и эта группа критиков, фашисты и реакционеры, вынуждена была открыть клапан.
