не иметь лишних потерь, отходила к старым границам, где были укрепления из железобетона и брони, построенные еще до тридцать девятого года, то есть до войны с Финляндией и Польшей.
Газета «Большевистское знамя» сообщала, что сельскохозяйственный институт подготовил из числа студентов новую партию механизаторов и отправляет на уборочную кампанию. Одесский молочный комбинат ежедневно печатал свои объявления: отпускается сыворотка в неограниченном количестве по цене двадцать рублей за тонну. Кто жил на Молдаванке, Пересыпи, Фонтане и держал хозяйство, покупал сыворотку целыми бочками.
Саша и Петя Котляр прислали домой открытку: за отличные успехи в боевой и политической подготовке они получат в июле на десять дней отпуск, папа с мамой должны организовать достойную встречу. На открытке стоял штемпель: двадцать первое июня.
Все, сказала Аня, больше она не откладывает: пусть эти три дня, на которые она уедет к детям, больница выкручивается как знает. Сегодня на харьковский поезд уже поздно — она возьмет билет на завтра.
Аня собрала свой чемодан заблаговременно, чтобы потом не было спешки. За билетом она простояла часа два, плацкарты не было, пришлось взять общий вагон. Когда она вернулась, дома ждал человек с повесткой из военкомата. Получилось очень удачно, сказал человек, просим расписаться.
Аня держала в руках повестку, за спиной стоял бледный, как смерть, Иосиф.
— Товарищ, — обратилась Аня, — здесь нет ошибки?
Человек ответил, что он не работник военкомата, а просто ходит по адресам и фамилия, как указано в повестке, в данном случае: Котляр Анна Моисеевна.
— Вы Котляр? Анна Моисеевна?
— Аня, — сказал Иосиф, — здесь нет ошибки.
Аня сама знала, что здесь нет ошибки: еще в мае, когда выдавали свидетельства об окончании курсов, ее взяли на военный учет. Но все медработники — военнообязанные, и никто не думал тогда о плохом, наоборот, можно было только гордиться.
Когда человек ушел, Иосиф снова взял в руки повестку и сказал:
— Я не посылал тебя на курсы, ты захотела иметь полную самостоятельность, и вот результат. А Тося, Оля, Соня останутся у себя дома.
Старый дурак, плакала Аня, разве ей обидно, что другие женщины остаются дома, а она не остается; ей обидно другое — как она могла в такое время каждый день откладывать поездку к детям!
Аня легла головой на стол и старалась придумать, как поехать хотя бы на один день к сыновьям.
— Иосиф, — сказала она, — сними свой протез, иди на костылях и сообщи военкомату, что меня нет дома — я вернусь через три дня.
— Аня, — застонал Иосиф, — не теряй голову: за такие фокусы в военное время могут поставить к стенке.
Хорошо, сказала Аня, она согласна на расстрел, но сначала хочет повидать детей. Потом ей пришел в голову другой способ: пусть Иосиф поговорит с Дегтярем, чтобы они вдвоем обратились к военкому и хорошо попросили. Дегтярю военком не откажет.
— Аня, — покачал головой Иосиф, — ты наивный человек.
Через минуту забежала Клава Ивановна:
— Идите быстрее прощаться — Деггярь уезжает. Люди собрались во дворе, Иона Овсеич пожимал руку каждому в отдельности, требовал, чтобы держали голову выше, и обещал скоро вернуться. Тетя Настя принесла крестьянский каравай, положила в бязевую торбу, завязала веревкой, петлю набросила Ионе Овсеичу на плечо и вдруг заплакала:
— Ой, Овсеич, на кого ты покидаешь нас! Ой, батько, нема теперь с кем слово сказать, нема кому пожалеться.
Полина Исаевна, которая до этого момента хорошо держала себя в руках, тоже заплакала, Клава Ивановна дала ей свою косынку, чтобы вытерла слезы, обняла Дегтяря, три раза поцеловались, и сказала соседям, пусть быстрее прощаются: пока мы здесь стоим, щели в Александровских садиках не делаются глубже.
На следующее утро двор проводил в армию военную медсестру Анну Котляр. Все говорили: редкий случай — жену забирают на фронт, а муж остается дома.
Иосиф каждый день стоял на заводе две смены и приходил домой только переночевать.
Совинформбюро сообщило: за минувшие сутки в воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито сто семьдесят три немецких самолета.
Изматывая и обескровливая врага, наши войска отходили на восток — к старой границе. На отдельных участках немецким танкам удалось прорваться вглубь. Сержант Иван Бондарь, один, поджег бутылками с горючей смесью четыре фашистских танка. Ивану Бондарю присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).
Клава Ивановна читала газеты вслух и объясняла: при таких потерях Гитлер долго не выдержит. На Октябрьские все будут дома.
