— Куда ты? Я не пущу тебя.
— Мне нужно зайти в палату, я только оставлю халат и возьму свои вещи.
— Не надо, пойдем так.
— Фрэнк, там же фотография мальчишек, я только возьму и вернусь.
— Я пойду с тобой.
— Ты сошел с ума, это же женская палата, там лежат женщины. Подожди меня здесь, я скоро вернусь.
Но он прошел вместе со мной по коридору, пока не увидел дверь палаты. Я быстро запихнула в пластиковый пакет свои немногочисленные вещи, зубную щетку и мыло, отдала халат медсестре и в спортивном костюме вышла в коридор.
Фрэнк буквально вцепился в мою руку, словно боялся меня потерять, и мы пошли к выходу.
Глава 21
Пройдя по закоулкам больницы, наконец мы вышли на улицу. В лицо ударил резкий промозглый ветер. Ледяные капли дождя упали мне на лицо. Только в эту минуту у меня мелькнула мысль, что я совершаю большую глупость, вот так уходя из больницы. Что я буду делать дома в таком состоянии? Но дело сделано, я своими руками подписала отказ от госпитализации или согласие на досрочную выписку. Даже не обратила внимания на то, что подписываю.
Несмотря на куртку, которую Фрэнк набросил мне на плечи, холод пробрал меня до костей, у меня перехватило дыхание, зубы застучали. От холодного воздуха у меня закружилась голова, но уверенные сильные руки вовремя меня подхватили.
Я пришла в себя уже в машине, сидя на заднем сиденье между Фрэнком и Чаком, я с недоумением наблюдала, как Чарли и Энтони, неловко толкаясь локтями, торопливо стаскивают с себя куртки.
Вскоре возня закончилась, я была закутана в буквальном смысле с ног до головы. Под мышкой у Энтони обнаружилась кобура, которую под моим недоуменным взглядом он начал быстро отстегивать. Я оглянулась: Чак дружелюбно на меня посмотрел, но и из кармана его брюк торчала рукоятка пистолета. Что-то твердое упиралось мне в бок, я поворочалась и вытащила из внутреннего кармана куртки Фрэнка, в которую он меня старательно укутал, портативную рацию.
— Что здесь происходит, ребята? Вы что, вышли на тропу войны? Или против вас ополчилась местная мафия? Фрэнк?!
Все отводили от меня глаза, только Энтони негромко хмыкнул.
— Тони, дорогой мой, может быть, ты объяснишь мне, что тут происходит? Что, наконец, случилось? Вам захотелось поиграть в разбойников?
— Перестань кокетничать с Тони, а то я его уволю.
— Я кокетничаю с Тони? Я только хотела выяснить, что случилось?
Придумает же такое! В ответ на подобную несправедливость мне захотелось сказать что-нибудь резкое, но, посмотрев в лицо сидящего рядом со мной Фрэнка, увидела, как заходили желваки у него на щеках, и не решилась провоцировать его.
Фрэнк свирепо молчал, крепко обхватив меня рукой. Под ворохом одежды мне удалось немного согреться, и я рискнула поинтересоваться, почему мы так долго едем. В ответ Фрэнк что-то невразумительное пробормотал, но вскоре машина притормозила у ворот и стала заезжать во двор многоэтажного здания.
— Куда ты меня привез?
— Здесь живут мои знакомые, они сейчас в отпуске, квартира пустует.
— Интересно, почему ты меня сразу не повез в Спасо-Хаус, например?
— Ну, с нынешним послом наша семья не знакома, пару лет назад я бы мог это сделать, а теперь…
— Я хочу домой, я просила отвезти меня домой. А ты что сделал?
Фрэнк не стал слушать моих возражений и буквально поволок меня к дому. До подъезда я дошла сама, но в лифте от слабости у меня опять закружилась голова, и в квартиру он меня уже заносил.
Очнулась я в просторной спальне, около меня суетился врач, тот самый, который вел переговоры в больнице. От резкого запаха нашатырного спирта мне стало еще хуже и у меня возникла настоятельная потребность совершить поход в ванную. Когда мучительные спазмы, выворачивавшие меня наизнанку, прошли, я смогла самостоятельно добрести до кровати.
Фрэнк был занят тем, что обрушивал громы и молнии на голову ни в чем не повинного врача. Орал он долго и самозабвенно, но я не поняла ни слова: то ли утратила за эти месяцы практику разговорного английского, то ли подобная лексика мне была просто незнакома. Мне ничего не оставалось, как залезть на кровать и занять позицию стороннего наблюдателя. Вскоре я вошла во вкус и почувствовала себя подобно зрителю первого ряда партера, перед которым разворачивается действие захватывающего спектакля. В то время я даже и не предполагала, что в этом спектакле мне предстоит сыграть далеко не последнюю роль. Закончив разборку с врачом, Фрэнк принялся гонять обслуживающий персонал. Кончилось это тем, что буквально через несколько мгновений у меня на коленях оказался поднос с едой, которая была вежливо, но достаточно решительно отвергнута мною. Фрэнк резко повернулся на месте и буквально пригвоздил меня своим взглядом. Вне всякого сомнения, теперь настала моя очередь — ничего не оставалось, как перейти в наступление.
— Я хочу домой. Зачем ты меня сюда привез?
— Тебе нельзя домой, ты всех дома перепугаешь своим видом.
Мой вид — это мое дело, но можно было бы о нем и не напоминать. Я сама знаю, что напоминаю изможденного узника. Сглотнув слезы обиды, я зло посмотрела на Фрэнка.
— Могу я поинтересоваться, зачем надо было устраивать этот вооруженный налет на больницу?
Я даже не могла и представить, насколько я была права в своем предположении. Фрэнк нервно передернул плечами.
— Кто же мог знать, что это окажется так легко. Просто мы заранее постарались предугадать все возможные варианты.
— Что?! Может быть, ты мне наконец объяснишь…
— Нет, это ты должна мне объяснить, зачем ты пыталась отравиться. И хотя мне все пытаются втолковать, что с тобой нужно осторожно обращаться, я тебя убить готов.
— Я травилась? С какой это радости? Вернее, с какого горя? Я что — сумасшедшая? Ну да, теперь мне все стало ясно. Ты что, собирался меня из психиатрической больницы вытаскивать?
— Я уж было подумал…
— Кретин, ты думаешь, что я из-за тебя с жизнью готова расстаться? А дети? Так ты подумал, что я покончу с собой и брошу своих детей на произвол судьбы?
— Так из-за детей я и приехал…
Слезы душили меня, и я разрыдалась. Фрэнк усадил меня к себе на колени и стал утешать, тихонько покачивая, как ребенка. В перерывах между моими судорожными всхлипываниями я узнала, что Светлана, прибыв в Париж, на вопрос Мишель, почему не приехала я, туманно намекнула, что я в больнице. У меня отравление. Мишель тотчас позвонила Анне-Мари. А та уже не преминула сообщить Фрэнку. Правда, в ее интерпретации я слегка двинулась рассудком и совершила попытку самоубийства. Меня спасли, но я в психушке. Видимо, она пыталась таким образом вызвать отвращение ко мне. Как ни странно, результат был обратный. Мне на память пришло, как однажды на лекции преподаватель нашего института, говоря о необходимости адекватности перевода, приводил пример, когда одну фразу из произведения Гоголя переводили на несколько десятков языков. Каждый из переводчиков невольно стремился приукрасить свой перевод, в результате чего человек, обеспокоено рассматривающий в зеркало вскочивший на носу прыщик, превратился в девушку, одиноко стоящую на берегу моря и с тоской глядящую в туманную даль. Анна-Мари просто решила воспользоваться ситуацией, но, увы, добилась прямо противоположного результата. Вместо того чтобы забыть меня, Фрэнк примчался в Москву, обеспокоенный моими проблемами. Теперь я могу
