Я села на кровать и прижала к себе котенка. Вошел Фрэнк, неся в руках целый ворох одежды. Закатав рукава, он надел на меня два своих свитера. После этого его огромная куртка на меху на мне почти не болталась.
— Жаль будить Тони.
— Зачем?
— Он спит в комнате, у двери, сегодня его очередь.
— На случай, если ты неожиданно пойдешь ночью в гости?
— Нет, на случай, если ко мне неожиданно попытаются войти. Можно считать этот вопрос проявлением ревности?
— Конечно нет. Я пройду осторожно, он не услышит.
— Напрасные надежды. В Париже мне однажды удалось ускользнуть от них без предупреждения, но больше у меня не возникает желания проделать это вновь.
— Ты платишь им деньги, чтобы они тебя охраняли, и стремишься освободиться от них — это же полный абсурд.
— Может быть, выйдем на балкон?
— Давай.
Фрэнк взял меня за руку и повел по темной квартире, расположение которой было мне совершенно незнакомо. Ночью она показалась мне огромной. Мы, осторожно ступая, прошли по коридору, куда-то повернули, вошли в небольшую комнату. Фрэнк отдернул штору, открыл балконную дверь и вывел меня на свежий воздух.
Холодный ночной воздух обжег мне лицо, я с наслаждением вздохнула. Фрэнк осторожно усадил меня в кресло, укутал ноги пледом, а из кармана, как фокусник, извлек тихонько мяукнувшего котенка. Котенок не пожелал лежать у меня на коленях; смешно подергивая кончиком хвоста, он принялся обнюхивать балконную решетку.
— Ты готов удовлетворить любой мой каприз, потому что Джек считает меня ненормальной?
— Джек как раз считает тебя совершенно нормальной. В твоем положении тебе давно нужна была разрядка, просто не в такой форме. Прости меня, я не хотел тебя пугать. Мне было страшно потерять тебя. Ты была такая измученная. Ну что ты опять плачешь?
Он поднял меня на руки, сел в кресло и стал убаюкивать, как маленького ребенка.
— Почему ты до сих пор не женат?
— Боже, как давно я ждал, когда же ты спросишь меня об этом.
— А почему бы тебе самому мне не рассказать?
— Рассказывать женщине, которую любишь, о своей прошлой жизни? Зачем? Чтобы вызвать у нее ревность?
— Ревновать к прошлому просто глупо.
— Удивительно, в твоей голове, оказывается, есть умные мысли. Не сердись, я пошутил. А то ты, пожалуй, опять начнешь плакать, и мне опять достанется от Эммы. Я был женат, мы прожили вместе три года. Мы поженились сразу после окончания университета. Джудит решила полностью посвятить себя карьере, она была талантливым дизайнером, дети ее не привлекали. Я смог основать собственное дело, со временем удалось расширить его. Необходимость в ее работе отпала, но Джудит не хотела прерывать свою карьеру. А потом она погибла, катаясь на горных лыжах. Ее смерть почти совпала со смертью мужа Эммы. Эмме потребовалась помощь. Хотя я убежден, что она прекрасно справилась бы и без меня, — просто ей хотелось быть ко мне поближе. А потом мне уже некогда было думать о семье. Жизнь моя была хорошо устроена, я был занят интересным делом.
— И у тебя была Анна-Мари.
— Эй, ты почему ее так невзлюбила? Чем она тебе так досадила?
— Мне?! Да ничем. Просто она убеждала меня в том, что ты не хочешь детей. А почему ты, собственно говоря, на ней не женился?
— Она хороший работник, но они с Эммой сразу невзлюбили друг друга.
— Ах, а ты, оказывается, у нас маменькин сынок?
— Не мог же я пойти против желания собственной матери?
Я внимательно посмотрела на него.
— Что-то говорит мне, что ты меня обманываешь. Ты всерьез хочешь убедить меня в том, что во всем слушаешься свою мать? Что ты у нее под каблуком?
— Ну ты же видела, как она лихо со всеми нами тут расправляется. Даже мои ребята ее боятся.
— Очень странно, на меня она произвела такое приятное впечатление. Так почему же ты все-таки не женился на Анне-Мари? Она же такая красивая.
— Если тебе хочется, чтобы я стал это отрицать, доказывая, что она уродина, то я не буду этого делать. А что касается, почему я не женился на ней… Когда я был совсем маленьким, моя бабушка говорила, что муж и жена как две половинки апельсина: если их сложить — получится одно целое. Анна- Мари просто еще не нашла свою половинку.
— А ты нашел?
Вместо ответа он крепко прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.
— А почему ты обратил внимание на меня?
— Из-за непредсказуемости твоего поведения. С тобой интересно, ты напоминаешь мне кошку, которая всегда знает, что ей нужно, и если падает, то только на четыре лапы.
— Как странно, ты обо мне знаешь почти все, мне даже и рассказать нечего, после того как на меня собрали целое досье. А сам мне о себе почти ничего не рассказываешь.
— У нас еще будет время сделать это, если ты захочешь. Нам нужно подумать о нашем ребенке.
— Ты уверен, что он твой?
— Я ни минуты в этом не сомневался. Давай не будем больше мучить друг друга; перед нами стоит много проблем, которые надо решить.
В этот момент котенок, вцепившись своими острыми коготками в джинсы Фрэнка, стал карабкаться по его ноге. От неожиданности Фрэнк вздрогнул.
— Ну почему, когда я собираюсь с тобой поговорить, кто-нибудь нам постоянно мешает?
— У него просто замерзли лапки. Возьми его на руки.
— Ну уж нет, мы вчера достаточно помучились с этим типом. Забери его себе. Когда Чак его привез, Эмма потребовала, чтобы его вымыли. Он сопротивлялся, как тигр. Ты не замерзла? Может быть, пойдем в дом?
— Фрэнк, я не замерзла, но я хочу есть.
— О Господи, ну конечно, тебя нужно кормить на свежем воздухе.
Через минуту он принес мне полный поднос еды. Как ни странно, но попытка оказалась успешной, мне удалось поесть.
Довольный Фрэнк проводил меня в комнату.
— Эмма утром обрадуется, когда приедет.
— А где она? Фрэнк, где она?
— Не волнуйся, она осваивает обязанности бабушки. Она поехала к тебе домой ночевать; я заезжал к ребятам вечером — твоя мама с ними, все в порядке, мальчики заболели, температура невысокая. Тебе нельзя туда, Лариса. У них…
Я не поняла название этого заболевания по-английски. А по-испански Фрэнк его не знал. Я заметалась по комнате в поисках одежды, кляня себя, что не позвонила домой за все это время. Фрэнк пытался меня успокоить.
— Помощь Эммы понадобилась: ночью дети расчесывают себе лицо и руки. Их все время мажут той жуткой зеленой жидкостью, которой Саша летом смазывал нам комариные укусы на даче. Антон пролил вчера целый флакон на подушку.
— Фрэнк, у них ветрянка, ну конечно же, это ветрянка.
У меня вырвался вздох облегчения, и я прижалась к его плечу. Он крепко обнял меня, и я вновь испытала блаженное состояние надежности и покоя. Руки Фрэнка соскользнули по моим плечам, помогая мне снять куртку и свитера.
