уезжаешь, что собака остается одна. Я же могу ему помочь! Вместо этого он просит Николая Семеновича. А откуда ты знаешь про командировку?
— Мне рассказал Николай Семенович.
— Николай Семенович там, Николай Семенович здесь, прямо-таки Фигаро какой-то!
— Когда у человека совсем нет забот, он чувствует себя никому не нужным. Вот тут-то его и настигает старость. Отсутствие хлопот никогда не облегчало людям жизнь. Тебе это в голову никогда не приходило?
— Мне? Никогда!
— О, молодость, молодость! Впрочем, ты и так целый день крутишься, тебе безделье не угрожает.
— Можно подумать, что у тебя мало хлопот.
— Кроме забот о Марсиане…
— Тетя Оля, я давно хотела спросить, почему ты его так называешь?
— Первоначально его звали Марсиком, его мне подарили студенты. А когда он вырос и превратился в огромного кота со сложным характером, то мне ничего не оставалось, как поменять ему кличку. Он недвусмысленно дал понять, кто в доме хозяин. Что я могла сделать? Я смирилась. С возрастом у него появилось много дурных привычек.
— У кота?
— А что тебя удивляет? Например, теперь он спит только в кресле, прикрывшись газетой.
— Как это? Он ее разворачивает и прикрывается, как одеялом?
— Ты все смеешься? Он еще не научился этого делать. Марсиан просто заползает под газету и сворачивается клубочком.
— Я никак не могу понять, чем тебе это мешает?
— Он же храпит по ночам под своей газетой и будит меня.
Глава 18
— Александр! Как вас давно не было.
— С добрым утром, Таня! Меня не было чуть больше недели, но меня радует, что ты это заметила.
— Я узнала, что питание для Сережки приносит Семеныч. Мне было неудобно его утруждать. Сегодня мне удалось наконец забрать питание самой, опередила Семеныча.
— Вы с ним что, тоже наперегонки бегаете?
— Вы все смеетесь. Знаете, что мне сказали на кухне? Выдавальщица так ехидно сощурилась и говорит: «Давно вы у нас не появлялись. Вы вашему дедушке скажите, пожалуйста, что мы питание для детей всегда свежее привозим и о здоровье детей заботимся. Контроль качества продукции на заводе очень строгий. А то ваш дедушка уж очень печется о свежести питания, все упаковочки чуть ли не на просвет разглядывает. Мы уж и говорили ему, и документы показывали. А он все твердит: «Один у меня внук и маленький, вот и смотрю»». Потом она на меня посмотрела, пожала вот так плечами, развела руками и добавила: «Даже ваш муж и то нам больше доверяет». Почему вы смеетесь, Александр?
— Мы давно обращаемся друг к другу на ты. Ты уж очень смешно изобразила эту даму с молочной кухни.
— Неужели тебя совсем не волнует, что вас с Семенычем приняли за отца и деда?
— Я никак не пойму, что в этом плохого? Мы с Семенычем просто гордимся, что в упорной бескомпромиссной борьбе отстояли свое право на утренние походы на молоко-раздаточный пункт.
Александр засмеялся, потом наклонился и достал из сумки, стоявшей у его ног, аккуратно завернутый цилиндрический сверток. Он снял бумагу: в прозрачной стеклянной банке, на дно которой было налито немного воды, красовался букет весенних первоцветов. Невольный вздох восхищения вырвался у меня из груди.
— Это мне? Ой, красота какая!
— Тебе понравилось? Всю дорогу волновался, довезу или не довезу.
— Откуда такая красота?
— Там, где я был, уже наступила настоящая весна. Что можно подарить красивой молодой женщине, сыну которой исполняется семь месяцев? Конечно, цветы! Вот только я никак не мог предположить, что этим растрогаю ее до слез. Тебе так понравились цветы? Ты же каждый день видела море цветов, и не таких.
— Но мне их почти никогда не дарили.
— Почти?
— Пару раз мне дарили цветы клиенты.
— Торгуя цветами, перестаешь замечать их красоту?
— Нет, это совсем не так.
— Знаешь, однажды мы были на субботнике на кондитерской фабрике. Я никогда не видел такого количества шоколадных конфет разом, от этих сладких запахов рот непроизвольно наполнился слюной. Мои товарищи голодными глазами смотрели на огромные чаны с орехами, изюмом. Но видела бы ты спокойное равнодушие работниц, с которым они взирали на горы сладостей. Они просто привыкли и не воспринимали их как лакомство, которым наслаждаются. Так происходит и с цветами? Привыкаешь и перестаешь восхищаться, да?
— Конечно, невозможно каждую минуту восхищаться красотой цветов, когда смотришь на них, как на товар. Но почти каждое утро, придя на работу, я вспоминала сцену из американского фильма «Моя прекрасная леди»: на мрачной серой площади ранним утром цветочницы раскладывают заботливо укрытый на ночь товар. Чья-то рука сдергивает серые тряпки, и вся площадь оживает, расцвеченная яркими цветами. И хочется жить, петь, танцевать и смеяться.
— А в холод и мороз?
— В мороз, конечно, тяжело. Можно легко поморозить цветы, они же как дети, такие же нежные и ранимые, только жизнь у них намного короче.
— Все цветы и цветы, а каково тебе самой было в мороз?
— Конечно, трудно, хуже всего чувствовать, как постепенно холод начинает пробирать до костей, как уходит тепло. Попьешь чаю — становится теплее. К вечеру начинаешь настолько уставать от постоянной борьбы с холодом, на это уходят все силы. Становится совсем темно, чувствуешь, как волной накатывает и захлестывает тебя усталость, и начинаешь медленно замерзать. Хорошо, если есть клиенты, тогда волей- неволей начинаешь шевелиться, двигаться. К концу смены я порой так уставала, что, приехав домой, без сил садилась в коридоре на пуфик и просто ждала, когда согреюсь, и только потом начинала снимать верхнюю одежду. Мне порой казалось, что я настолько вымерзаю на улице, что согреюсь только весной. Но уже к следующему утру я накапливала достаточно энергии, чтобы работать дальше.
— Таня, у тебя никогда не возникала мысль, что часть ответственности за своего ребенка можно и нужно переложить и на чужие плечи?
— Как это понять?
— Неужели у того мужчины, с которым ты была знакома… Мне кажется, что он мог бы помогать тебе.
— Я не хочу говорить об этом. Сережа только мой и не может быть ничьим другим.
— Я не это имею в виду…
— Давай не будем об этом говорить
— Так он даже не знает о сыне?
— Почему ты так думаешь?
— Я прочел это в твоих глазах. Тебе не кажется, что ты жестоко поступила по отношению к нему?
— Нет. Этот человек вычеркнул меня из своей жизни. Я была ему не нужна, я была ему просто удобна.
