вздохнула. Собака ответила мне тяжелым вздохом. От такой тоски можно завыть. Я попробовала тоненько поскулить. Дон вскочил и, нервно перебирая лапами, уселся у моей постели. Он широко зевнул и тихонько заскулил в ответ. Я жалобно на него посмотрела и сделала вид, что собираюсь заплакать. Дон громко завыл, но сорвался на лай. Я опять скорчила несчастную физиономию и взглянула на собаку, словно прощалась с ней навсегда. Бедный Дон не выдержал и завыл еще тоскливее. Прикрыв лицо руками, сквозь полусомкнутые пальцы я наблюдала, как Дон, подняв кверху морду, самозабвенно выводил заунывную собачью песню. Так, видимо, оплакивали собаки своих сородичей, павших в бою. Этот тоскливый безнадежный вой как нельзя лучше соответствовал моему плохому настроению. Раздался скрежет ключа в замочной скважине, и в квартиру буквально ворвался Александр, прервав бесплатный концерт Дона.
— Таня!
Сильные руки подхватили меня с дивана, зажегся свет, и я увидела встревоженное лицо Александра.
— Таня! Живая, как же ты меня напугала!
Держа меня на руках, Александр плюхнулся на диван, крепко прижимая меня к себе.
— Как я за тебя испугался! Что ты тут делала с собакой? В жизни своей не слышал, чтобы он так выл, думал, случилось с тобой что-нибудь.
— Я делала? Ничего. Он сам завыл.
— Так, понятно. Развлекалась. Он издавал такой похоронный вой, что переполошил весь подъезд.
— Ну, тебе лучше знать свою собаку.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. А где…
— Погоди, я сначала куртку сниму и руки помою. Потом поговорим.
Александр вышел из комнаты. Было слышно, как в ванной шумела вода, негромко хлопнула дверца холодильника.
Смущенный Дон ушел на кухню вслед за своим хозяином, который тут же начал его вполголоса отчитывать. Конечно, можно согласиться с тем, что хорошо воспитанная собака не должна беспокоить соседей, но если ей очень захотелось подать голос? Хорошо говорить, когда сам целый день на работе среди людей, а каково нам, запертым на целый день в квартире?
— Сколько раз ты сегодня пила лекарство?
— Три.
— Так.
— Что ты там смотришь? Ты мне не веришь?
— Ты сегодня ела?
— Конечно ела.
— Ясно, еду скормила собаке.
— Я что, по-твоему, тебя обманываю? Да как тебе только не стыдно обижать больного человека!
— Чем зря возмущаться, лучше посмотри на Дона.
Дон сидел понурив голову и старательно смотрел в сторону. Даже невооруженным взглядом было видно, что ему нестерпимо стыдно за свое поведение. Ох, предатель!
— Ну что? Будешь еще спорить со мной?
— Лекарство я тоже скормила собаке?
— Не ехидничай, он бы эту гадость добровольно есть не стал. А потом, тебе сознательность не позволила бы не выпить лекарство. Сок ты пила, уже хорошо.
— Тебе не кажется, что ты делаешь скоропалительные выводы?
— Нет, я слишком хорошо знаю тебя и Дона. Сразу видно, когда вам обоим стыдно за свое поведение. Можете больше не пытаться меня обманывать.
— Мы больше не будем. А ты не будешь заставлять меня есть? Мне совсем не хочется.
— Не буду. Врач сказала, чтобы ты пила побольше.
— Ты расскажешь мне о Сереже?
— Потом тетя Оля тебе позвонит, когда его спать уложит.
— Как она там справляется одна?
— Ты же справлялась одна. Почему бы и ей не справиться?
— Она к тебе зайдет?
— Мы решили, что лучше не рисковать здоровьем малыша. Грипп заразен.
— Про меня сегодня все забыли, кроме Светы. Только Светлана мне позвонила.
— Неправда, Семеныч приходил к тебе днем, чтобы накормить тебя обедом, но ты спала. Он не решился тебя будить. Позвонил мне, сказал, что спишь спокойно, а Дон тебя караулит.
— Я ничего не слышала. Александр, когда я вернусь к себе?
— Мы с тетей Олей решили, что через несколько дней.
— А как же…
— Что как же?
— Это неудобно. Я в чужой квартире. Вы отдохнуть не можете как следует.
— Мне сегодня соседка дала раскладушку. В чем дело?
— Стыдно, что обо мне подумают?
— Я всегда беру у нее раскладушку, когда ко мне приезжают друзья. Что в этом может быть неудобного? Таня, перестань думать о таких мелочах.
— А если она спросит, что ты ей ответишь?
— Что моя жена заболела. Таня, что ты на меня так смотришь? Тебя так страшит сама мысль, что ты можешь стать моей женой?
Горестная складка залегла в уголках губ, только что мне улыбавшихся, серые глаза смотрели на меня с немым укором и грустью. Он отвернулся, плечи его опустились. Как захотелось мне прижаться к этой широкой надежной спине, погладить по волосам и утешить.
— Нет, Александр, я вовсе так не думаю, я не хотела тебя обидеть, просто неожиданно получилось. Прости меня.
— За что? За то, что ты не успела сказать мне правду?
— Нет, я вовсе так не думаю, не надо приписывать мне чужие мысли.
— Многих женщин страшит быть женой милиционера.
— Почему?
— Почему? Потому что это означает постоянное ожидание и одиночество.
— Я так не думаю.
— Значит, ты согласна?
— Согласна?
— Выйти за меня замуж?
— Я… но мы же совсем не знаем друг друга.
— Разве? А по-моему, я давно знаю и люблю тебя и сына.
— Постой, так нельзя… Обычно люди сначала знакомятся друг с другом, а потом уже решают пожениться. А мы с тобой…
— Ты же сама сказала, обычно люди делают так и так. А что нам может помешать сделать наоборот? Почему мы не можем сначала пожениться, потом более подробно узнать привычки друг друга?
— А не совершим ли мы ошибку, за которую придется расплачиваться не только нам с тобой, но и Сереже?
— Остановись, не говори больше ничего. Послушай, что подсказывает тебе твое сердце. Ответь сама себе. Разве ты совершаешь ошибку? Разве можем мы с тобой ошибиться и принять неправильное решение после того, как нашли друг друга?
Он пристально посмотрел на меня, в его глазах не было ни тени сомнения. Рядом со мной сидел, крепко держа меня за руку, уверенный в себе мужчина. От его сильной руки исходило спокойствие и тепло. Как ни странно, но я согласилась с ним.
— Ты все еще сомневаешься, Таня?
