портретом отца стояла нетронутая рюмка водки.
Максим осторожно тронул меня за руку, помог встать и вывел из-за стола.
— Пойдем, попрощайся с мамой, и поедем.
Я вышла из комнаты и прошла на кухню; мамы там не было. Я нашла ее в коридоре, она прощалась с сослуживцами отца. Их начальник снял шляпу, наклонил голову и прижался губами к маминой руке.
— Простите нас, Антонина Владимировна, что были рядом и не уберегли человека. Что будет нужно, обязательно позвоните.
— Спасибо вам большое, но мне уже ничего не надо. Вы не беспокойтесь.
Мужчины неловко потоптались в коридоре и вышли из квартиры. На кухне за закрытой дверью чуть слышно гремела посудой соседка. Мама подняла на меня потухшие, ничего не выражающие глаза.
— Мама, я…
— Ничего, дочка, все в порядке. Спасибо, что приехала.
— Мама, я помогу.
— Нет, у тебя должна быть своя жизнь.
— Поедем со мной.
— Что ты! Как же я бабушку оставлю? Ей же без меня плохо будет. Болеет она последнее время, нельзя ее одну оставлять. Алеша для нее всем был. Мы теперь вместе жить будем, вспоминать…
— Мама, я останусь.
— Нет, у тебя должна быть своя жизнь, здесь ты пропадешь. Ты же не простила его, я же вижу. Ты не сможешь здесь жить.
— Мама, а навещать тебя я могу?
— Конечно, девочка моя хорошая. Приезжай, я буду тебя ждать.
Максим помог мне одеться и вывел меня из квартиры.
— Я же забыла помочь посуду убрать, — внезапно вспомнив, попыталась я вернуться.
— Саша, соседки обещали помочь, я узнавал. А тебе прилечь надо, ты с самого утра на ногах. Слишком много волнений…
Я позволила ему усадить меня в машину, застегнуть ремень безопасности. Максим сел за руль и завел мотор. В машине постепенно становилось все теплее, но мои зубы не переставали стучать.
— Я все время считала, что моя мать, как безропотная овца, молча переносит все издевательства отца. Мне даже казалось, что она уже ничего и не чувствует.
— Саша, не надо.
— Я была жестока по отношению к ней. Как я могла так поступить? Почему бросила ее одну?
— Саша, твоя мама права: она живет воспоминаниями. Она сильно любила твоего отца.
— Как можно было любить его?!
— Можно, она его любила, несмотря ни на что. В их жизни не все было плохое, было много хорошего. Она живет этими воспоминаниями. А тебе нужно жить самой. Не вини себя, твоей вины здесь нет, так получилось. Ты стала взрослой, у тебя теперь своя жизнь.
— Но я оставила ее одну.
— Это не так.
— Она там совсем одна с бабкой.
— Не делай из нее врага, она тоже несчастная женщина, которая всю жизнь прожила одна и пестовала одного любимого сыночка. Представь, как трудно потерять самое дорогое?
— Да она всю жизнь исковеркала маме.
— И себе тоже, она тоже несчастная женщина. Тебе нужно ее пожалеть.
— Не могу.
— Не спеши, подумай об этом завтра. С обидой нужно переспать, завтра многое ты будешь воспринимать по-иному.
— Неужели они будут жить вместе?
— Будут. И им будет вдвоем легче пережить горе.
— Они же всю жизнь жили, как кошка с собакой. Только мама была безответная, слова грубого никогда не скажет. А бабка ненавидела маму.
— Вот увидишь, им будет легче вдвоем. Им теперь нечего делить, кроме своей беды.
Машина остановилась около дома Людмилы. Мы вышли из машины. Я подняла голову вверх, в окне квартиры горел свет.
— Идем, я провожу тебя до квартиры, Людмила тебя ждет.
— Странно, но я возвращаюсь сюда, как домой.
— Просто, тебе хорошо здесь.
— Дом там, где хорошо.
— Не могу согласиться с этим безоговорочно, но спорить мы будем завтра.
Максим негромко позвонил в дверь и слегка подтолкнул меня к входу.
— Хотела бы я знать, почему мы все время с тобой спорим?
— Просто ты всегда стремишься добиться, чтобы последнее слово непременно было за тобой. Спокойной ночи!
Глава 7
Человек приходит домой, и его ждет горячий чай и еще теплый ужин, поставленный под грелку. Видимо, так у человека и появляется чувство дома. Ведь дом — это место, где тебя ждут, где тебе тепло и спокойно.
Людмила сразу же открыла нам дверь, мы не успели даже позвонить. У окна она, что ли, стояла?
— Добрый вечер, Людмила! Сашу нужно покормить и уложить спать, она целый день на ногах и почти ничего не ела.
Людмила засуетилась, стала накрывать на стол. Непонятно мне только, почему один человек все время распоряжается, а я его слушаюсь. Пользуется моментом, спорить с ним у меня нет ни желания, ни сил.
— Мила, я не хочу есть, сначала приму душ.
Не услышав ни слова возражения в ответ, я удалилась в ванную, открыла на полную мощность краны и залезла в ванну. В конце концов надо же им дать возможность обсудить сегодняшние события во всех подробностях, мне даже легче будет: не придется рассказывать Людмиле о моей семье, отце, объяснять, почему я ушла из дома.
Как хорошо почувствовать сильную горячую струю воды, бьющую по телу. Во время моих скитаний вне дома мне больше всего не хватало вот такой горячей воды. В своей прошлой жизни я была уткой или рыбой, большой блестящей рыбой, покрытой перламутровой чешуей. Я даже представила себе красивую веселую рыбу, плещущуюся в прозрачной теплой воде. Мои красочные мечтания были прерваны осторожным стуком в дверь.
— Саша, как ты там? Ты не заснула?
— Все хорошо, не беспокойся. Сейчас приду.
С сожалением я встала из воды, хотя она уже почти остыла, и, сняв полотенце с веревки, стала вытираться. Противно натягивать на еще влажное тело джинсы и свитер. Надо было вместо красного платья купить халат. Странно, у меня никогда раньше не появлялось желания обзаводиться лишними вещами. Что-то со мной удивительное происходит.
Я вышла на кухню. Мила сидела на табуретке, держа на коленях книгу.
— А где Максим?
— Уехал домой.
— Он решил, что меня уже можно оставить на твое попечение?
— Зачем ты так говоришь? Но, если тебе захочется поговорить со мной, я буду всегда готова тебя выслушать. Только не думай, что я навязываюсь. Ты вольна поступать, как хочешь.
