ручейки и пригорки. Даже хуже. Интриги, косность, цинизм.
— Но ваш профессор Корнильев, например… — пытался возразить Сергей.
— А что Корнильев? Мастодонт. Ископаемое. Со своей допотопной поговорочкой: «Живите и радуйтесь». Таких, как он, почти не осталось. Да и он сдаёт. Всё-таки возраст.
— Допустим. Но средний медицинский персонал, — клонил Сергей к тому, что его особенно интересовало. — Ведь перед сёстрами, санитарками нельзя не преклоняться. Зарплата, прямо скажем, грошовая, а они так преданы…
Тон Глеба Афанасьевича перестал быть спокойно-снисходительным. Его, как говорится, прорвало.
— Средний медицинский персонал, Серёжа, — наша трагедия! Кто идёт в эти самые сёстры? Вдумайтесь. И зачем? Вы бы, например, пошли? То-то и оно. Я заведую нервным отделением. Всякие там успокаивающие всегда под рукой. Очень между нами: был такой случай. Купила одна сестрица бутылку самого дешёвого вина… Только помните, между нами! Туда две моих таблетки — и полный кайф! В смысле моральных устоев и говорить нечего!
— Ну почему же… — усомнился Сергей, но в голосе его чувствовалась тревога.
— Нет, я лично не такой циник, как вам кажется. Поэтому делаю скидку. Одна из тысячи пошла в сёстры по призванию. Она, конечно, другое дело. Перед такой преклоняйтесь… Вы кто по профессии?
— Математик.
— А какой профиль?
— Логика… Вы не знаете такую сестру из хирургического отделения, Тусю… То есть Таню Ищенко?
— Татьяна Ищенко… Ищенко, Ищенко… Простите, у вас личный интерес? Тогда вам исключительно повезло. Одна из тысячи.
— Я лечу, чтобы забрать её от вас.
— Правильно делаете. Забирайте, пока не поздно, не то и она погибнет.
Самолёт слегка тряхнуло. Невропатолог вздрогнул и покрылся холодным потом.
— Что с вами? — спросил Сергей.
— Ничего. Нервишки. Переживёте с моё, посмотрим, что с вами будет. Вам до диссертации далеко?
— Я её вместе с дипломом защитил, — ответил Сергей.
Танина сестрёнка Светлана делала уроки в небольшой комнате с деревянными жалюзи в окнах и гитарой, пылившейся на стене, когда кто-то постучал в дверь.
— Войдите, — сказала Света.
В дверях появился Сергей Лавров. По тому, что в руках у него не было чемоданчика, а в одежде произошли перемены — поздняя московская осень совсем не то, что в южных городах, — можно было догадаться, что Сергей явился сюда, уже побывав в родительском доме.
— Здравствуй, Светка! — тихо сказал Сергей.
— Здравствуйте, — ответила девочка. — Вы кто?
— Серёжа Лавров.
Светка задумалась, а — потом убеждённо сказала:
— Врёте!
— Почему? — опешил Сергей.
— Лавров приехать не может. Он может только письма писать.
— А вот я взял и приехал!
— У Лаврова нос другой, — объявила Света. — И подбородок.
— Честное слово, это мой нос! — поклялся Сергей.
Света выдвинула ящик стола. Здесь так, чтобы в любой момент её можно было увидеть, хранилась фотография десятиклассника Серёжки Лаврова рядом с аккуратной пачкой его писем. Девочка тщательно и в то же время стараясь, чтобы Сергей ни о чём не догадался, произвела то, что в детективных романах называется идентификацией личности.
— Может, и твой, — согласилась Света, сразу переходя на «ты».
— А где Таня?
— В больнице.
— Дежурство?
— Нет.
— А что?
— Ты не поймёшь.
— Пойму.
— Чаю хочешь?
— Это обязательно?
— Таня говорит, что да. Долг гостеприимства. Это быстро. Чай у меня в термосе.
— Наливай, — согласился Серёжа. — Так что же там стряслось? — спросил он рассеянно, потому что оглядывался по сторонам.
— Был у Тани больной, ветеринар, — вдохновенно принялась рассказывать Света. — В шестнадцатой палате лежал. Все думали — умрёт, а Таня с Машей его выходили. Ведь они постовые сёстры по уходу.
— Что значит «постовые»?
— Значит — на посту, — продолжала Света, занятая хозяйством. — Перевели больного в отделение для выздоравливающих, — Света открыла холодильник. — Больной совсем уже стал поправляться, а потом съел сырок из тумбочки. Вот такой, — Света вытащила из холодильника сырок в серебристой фольге и показала его Серёже. — Съел — и умер. Девочка начала разворачивать сырок. — С изюмом! Будешь?
— Нет, — испуганно отказался Сергей.
— А я съем, — спокойно продолжала Света. — Сегодня похороны. Люську — Танину подругу — могут выгнать из больницы, потому что должна проверять тумбочки. У профессора Корнильева обострение язвы, а Таня…
Но Серёжа уже ничего не слушал. Он уставился на злополучную бутылку «Столичной», стоявшую на полке распахнутой дверцы холодильника.
— Что это? — спросил он у Светы; девочке не понравилось, что Серёжа её не дослушал.
— «Столичная», — ответила она холодно. — Налить с дорожки?
, Сергей обалдел.
— Это у вас тоже долг гостеприимства? И часто у вас бывают гости?
— Угу, — ответила Света, прихлёбывая чай из блюдца и внимательно наблюдая за Сергеем.
На холодильнике стоял тёмный флакон с таблетками. Серёжа схватил его и стал рассматривать на свет. Флакон был без этикетки.
— Дай сюда, — сказала Света про тёмный флакон. Ей почему-то всё больше не нравилось Серёжино поведение.
— Зачем? — Сергей спрятал флакон за спину.
— Надо. Холодильник закрой.
Сергей с опаской протянул девочке флакон. Светлана вытащила из него таблетку, привычным движением бросила её в рот и запила чаем.
Сергей смотрел на девочку с ужасом.
— Что ты сделала? — спросил он её.
— Ничего. Приняла аскорбинку. А может, вы всё-таки не Лавров? — снова перешла на «вы» Света.
— Лавров, Лавров, — думая о своём, ответил Сергей и провёл пальцем по пыльной гитаре. — Так… — протянул он. — Всё равно Таньку надо спасать! Я побежал!
— Куда?
— К Неониле Николаевне. Мы что-нибудь вместе придумаем.
— К этой ехидне? — удивилась Света.
