– Уже несколько часов, как я поднялась, а ты все спишь. – Мерседес засмеялась.
– Ну ладно, ладно. – Он смущенно улыбнулся. – Я рад, что ты встала в хорошем настроении.
– Это потому, что я не только смотрела, как ты спишь, но и слушала. – На смуглом лице Мерседес поблескивали белые, как у мышонка, зубки. – Ты все говорил и говорил, я даже подумала, ты притворяешься спящим. Но потом подошла, потрогала – и правда спишь.
– И все-таки что за чертовщину ты нес во сне? – настойчиво повторил Литума.
– Я ел индейку, господин капрал. Такую вкусную – пальчики оближешь.
– Быстро же ты всему научился, быстро вошел во вкус. – Мерседес снова засмеялась, а он, не зная, что ответить, притворно зевнул. – Когда уснул, то и во сне повторял красивые слова, которые говорил мне ночью.
– Дошло, значит, и до нежностей, – развеселился Литума.
– Да мало ли что говорят люди во сне. – Он все еще не осмеливался посмотреть на нее.
Мерседес перестала смеяться, перехватила его взгляд. Ее рука коснулась его головы, и он почувствовал, как ее пальцы погружаются в его волосы и скользят в них, точно змейки.
– Ты и на самом деле чувствуешь ко мне то, о чем говорил ночью? И потом повторял во сне?
– Она так просто, так откровенно говорила о самых интимных вещах, господин капрал, мне никогда не доводилось такого слышать. Меня это очень удивило.
– Скажи лучше, тебя к ней тянуло, как муху к меду, – уточнил Литума. – Моя землячка крепко тебя заарканила.
– А может, ты просто очень хотел, а теперь получил свое и все у тебя прошло? – добавила Мерседес и внимательно посмотрела на него.
– Когда среди бела дня говорят такие вещи, которые можно говорить только ночью, в темноте и только на ухо, шепотом, это мне не нравится, господин капрал. Я даже начинаю злиться. Но тогда, стоило ей взъерошить мне волосы, я сразу растаял.
– Я знаю, тебе не нравится, что я говорю об этом. – Мерседес снова была серьезной. – Только ведь и мне не по себе как-то: два раза меня видел, двух слов не сказал – и нате: влюбился. И как! Никто не говорил мне таких слов, никто не опускался передо мной на колени и не целовал ноги, как ты.
– Ты становился перед ней на колени и целовал ноги? – Литума был поражен. – Но ведь это уже не любовь, а религиозное поклонение!
– У меня горит лицо от твоих слов, не знаю, куда деваться, – пробормотал парень.
Он поискал полотенце: ночью, помнится, он положил его в ногах кровати. Полотенце оказалось на полу. Он поднял его, обмотал вокруг пояса и встал с постели. Проходя мимо Мерседес, коснулся губами ее волос, прошептал:
– Я тебе говорил то, что чувствовал. Что чувствую.
– Увяз окончательно, – суммировал Литума. – Небось снова в постель завалились?
– У меня начались месячные, так что успокойся, – сказала Мерседес.
– У тебя такая манера говорить обо всем – никак не могу к ней привыкнуть, – рассмеялся Карреньо. – Если не привыкну, придется поискать вместо тебя кого-нибудь еще.
Она шутливо похлопала его по груди:
– Давай-ка одевайся и пойдем завтракать. Ты так трудился ночью – не нагулял аппетита?
– В «Зеленом Доме», в Пьюре, я переспал один раз со шлюшкой, у которой были месячные, – вспомнил Литума. – Так она сделала мне скидку – взяла только половину платы. Непобедимые[26] тогда переполошились: боялись, что она наградила меня сифилисом.
Карреньо, все еще смеясь, вышел в коридор. Ни в кране над раковиной, ни в душе не было воды, вода была только в тазу, совсем немного, но ему хватило умыться по-кошачьи. Он оделся, и они спустились в ресторан. В ресторане было полно народу, многие повернули головы в их сторону, когда они вошли в зал. Время перевалило за полдень, поэтому, когда они отыскали свободный столик и сели, официант сказал, что завтраки уже кончились. Они решили уехать. Расплачиваясь в гостинице, узнали, что автобусная станция и стоянка маршрутных такси находятся на главной площади. По дороге туда зашли в аптеку купить для Мерседес гигиенические пакеты. Проходя через рыночную площадь, купили альпаковые свитера, чтобы уберечься от холода в Кордильере.
– Хорошо еще, что Боров заплатил мне вперед, – сказал Томас. – Подумай только, что с нами было бы, если бы мы оказались без гроша в кармане.
– А что, у этого наркобарона не было имени? – поинтересовался Литума. – Ты все время его называешь только Боровом и типом.
– Никто не знал, как его зовут, господин капрал, даже мой крестный отец.
Они съели несколько бутербродов с сыром в маленьком кафе и начали подбирать подходящий рейс. Остановились на такси, которое отправляется в пять часов дня и прибывает в столицу на следующий день в полдень. Ночью на дорогах машины проверяют не так строго. А пока был только час дня, и они решили скоротать время на главной площади. Карреньо почистил там у чистильщика ботинки. Повсюду толпились продавцы, тут и там стояли фотографы, на скамейках грелись на солнце или спали солдаты. А вокруг площади неумолчно грохотали тяжелые грузовики, они привозили фрукты из сельвы, или отправлялись за ними в сельву, или уезжали на побережье.
– Что будет с нами, когда мы приедем в Лиму? – спросила Мерседес.
– Будем жить вместе.
– Похоже, ты все уже решил. И за меня тоже.
