Толстяк недоверчиво покачал головой. Потом снова принялся пускать колечки дыма. Глаза в узких щелочках между складками жира остро поблескивали, разглядывая Мерседес.
– Ты и раньше ее трахал? – неожиданно спросил он и восхищенно присвистнул.
– Нельзя ли повежливее, – запротестовала Мерседес. – Что ты себе позволяешь, слон? С кем, думаешь, ты…
– Она теперь со мной, поэтому обращайся с ней как положено. – Карреньо взял женщину за руку жестом собственника. – Мерседес теперь моя невеста, Толстяк.
– Ну ладно, мир не перевернется оттого, что я ляпнул что-то не то, – извиняющимся голосом сказал Искариоте, переводя взгляд с одного на другого. – Но одну вещь я все-таки хотел бы знать: за вами на самом деле не стоят колумбийцы?
– Я не имею с ними ничего общего, – поторопилась ответить Мерседес.
– Я действовал один, Толстяк, клянусь тебе. – Томас приложил руку к сердцу. – Знаю, что тебе трудно поверить в это, но все было именно так. Минутный порыв.
– Признайся, по крайней мере, что она спала с тобой раньше. Признайся хоть в этом, Карреньо, – настаивал Искариоте.
– Мы даже никогда не разговаривали друг с другом. Я ее и видел-то раньше всего два раза: в Пукальпе, когда мы встретили и отвезли ее обратно в аэропорт, да в Тинго-Марии, когда забрали ее в аэропорту. Только и всего. Толстяк, можешь мне поверить.
Искариоте выдохнул сигаретный дым и потряс головой, чтобы прийти в себя.
– С ума сойти, – пробормотал он. – Должно быть, так оно все и было, как ты говоришь. Значит, ты убил его, потому что…
– Да будет тебе, Толстяк, довольно, – перебил его со смехом Томас. – Пусть они думают, что колумбийцы мне заплатили, не все ли равно.
Искариоте швырнул в окно окурок и следил за его зигзагообразным полетом, пока тот не упал на землю среди прохожих.
– Боров хотел отделаться от них, ему надоело, что колумбийцы забирают себе львиную долю. Я слышал об этом много раз. Они тоже могли узнать о его намерении и организовать убийство. Логично?
– Логично, – согласился Карреньо. – Но неверно.
Толстяк Искариоте внимательно изучал верхушки деревьев на площади.
– А могло быть и верно. – Искариоте сделал неопределенный жест рукой. – В конце концов, верно то, что удобно. Ты меня понимаешь?
– Ровным счетом ничего не понимаю, – с удивлением сказал Литума. – Что он задумал?
– Хитро придумал этот слон, – сказала Мерседес.
– А она вот уже поняла. – Искариоте снова уселся на кровать рядом с Томасом, обнял его за плечи. – Подари этот труп колумбийцам, Томасито. Разве Боров не хотел покончить с ними? Не хотел стать полным хозяином, взять в свои руки все, от очистки до вывоза, и вытеснить их? Поэтому ты оказал им величайшую услугу – ведь ты устранил конкурента. Они должны бы отблагодарить тебя, черт их побери. Если они настоящие наркобароны.
Он встал, пошарил по карманам, закурил новую сигарету. Томас и Мерседес тоже закурили. Какое-то время все молчали, затягиваясь и пуская клубы дыма. За окном раздались звуки колокола, звонили сразу в нескольких церквях, низкие тягучие удары перебивались быстрым перезвоном, по комнате перекатывалось эхо. Мерседес перекрестилась.
– Как только окажешься в Лиме, надевай форму и отправляйся к своему крестному отцу, – заговорил Искариоте. – Я его убрал, скажи, избавил от него колумбийцев. Теперь они мне обязаны по гроб жизни за эту услугу, теперь можете выставлять им счет, крестный. Он ведь связан с ними, обеспечивает им прикрытие. Так что нет худа без добра, Карреньито. Сделаешь, как я говорю, – крестный простит тебе все, что ты натворил.
– Ну и бестия этот Толстяк, прямо-таки ума палата, – восхитился Литума. – Вот это изворотливость, мать твою!
– Не знаю, не знаю, – ответил Карреньо. – Может быть, ты и прав. Может быть, мне и вправду стоит сделать так, как ты говоришь.
Мерседес с беспокойством переводила взгляд с одного на другого.
– Почему ты должен надеть форму? Что это значит?
– Толстяк здорово придумал, – принялся объяснять Томас. – Такой у него сложился план. Заставить колумбийцев поверить, что я убил Борова специально, чтобы завоевать их доверие и расположение. Искариоте мечтает работать на международную мафию и в один прекрасный день попасть в Нью-Йорк.
– Конечно, стоит, поэтому я и говорю, нет худа без добра, – самодовольно подтвердил Искариоте. – Так ты пойдешь к своему крестному и скажешь ему все что нужно, Карреньито?
– Обещаю, Толстяк. Давай не терять связь в Лиме.
– Если ты доберешься до Лимы, – ответил Искариоте. – А это еще вопрос. Не могу же я быть твоим ангелом-хранителем каждый раз, когда ты откалываешь какой-нибудь номер.
– А знаешь, мне стало интереснее слушать про Толстяка, чем про твои шашни с этой пьюранкой, – воскликнул Литума. – Расскажи мне о нем подробнее.
– Большой человек, господин капрал. И мой большой друг.
– До отъезда вам лучше не показываться на улице, не мозолить глаза публике, – посоветовал Искариоте. – Вспомни-ка, чему тебя учили, когда обряжали в форму?
