на них, „чернокожих иностранцев“, постараются переложить вину за убийства и пытки туземцев, а потому хотели как можно скорее покинуть Перу. Они были ни живы ни мертвы от страха.
Роджер Кейсмент, никому об этом не говоря, полагал, что, если восемнадцать надсмотрщиков вместе с ним поплывут в Икитос, может случиться все что угодно. „Перувиан Амазон компани“, к примеру, их сделает ответственными за все преступления и посадит в тюрьму или попытается подкупом или силой заставить их изменить свои показания, Кейсмента же — обвинить в фальсификации. И нашел решение: по пути в Икитос он высадит барбадосцев в одном из бразильских портов, откуда и заберет их, когда на „Атауальпе“ пойдет из Икитоса в Европу с заходом на Барбадос. Своим планом он поделился с Фредериком Бишопом. Тот согласился, но предупредил, что до самой последней минуты барбадосцев в него лучше не посвящать.
Никто из управляющих не пришел на причал „Чорреры“ проводить „Либераль“. Говорили, что многие из них решили уехать в Бразилию или в Колумбию. Хуан Тисон, еще на месяц остававшийся в Путумайо, обнял Роджера и пожелал ему удачи. Члены комиссии, которым тоже предстояло провести в Путумайо еще несколько недель, попрощались с ним у трапа. Договорились, что в Лондоне, перед тем как Роджер представит в министерство отчет, они повидаются и прочтут его.
В этот первый вечер пути по реке красноватый свет полной луны заливал небо. Дрожал и переливался в темных водах вместе с искристым отблеском звезд, что казались светящимися рыбками. Было тепло, покойно, красиво, но по-прежнему чувствовался запах латекса, словно он навсегда застрял в ноздрях. Роджер, который подолгу простаивал на корме, облокотясь о фальшборт и созерцая пейзаж, внезапно ощутил, что лицо его мокро от слез. Как чудесно, когда мир на душе, боже мой.
Поначалу от усталости и не схлынувшего еще напряжения он не мог толком работать, приводя в порядок записи и делая наброски для будущего отчета. Спал мало, а если спал — мучился тяжкими снами. Часто вставал и выходил на мостик глядеть на луну и звезды, если небо было чисто. На том же корабле плыл бразилец-таможенник. Роджер спросил его, могут ли барбадосцы сойти на берег в каком-нибудь бразильском порту, чтобы оттуда добраться до Манаоса и ждать его, а уж потом вместе с ним — до Барбадоса. Чиновник ответил, что не видит к этому ни малейших препятствий. Роджер тем не менее был озабочен. И опасался, что произойдет такое, что избавит „Перувиан Амазон компани“ от каких бы то ни было неприятностей. Своими глазами увидев судьбу амазонских индейцев, он понял: надо сделать все, чтобы весь мир узнал об этом и предпринял шаги к тому, чтобы переменить ее.
Не давала ему покоя и Ирландия. Как только Роджер ясно осознал, что лишь решительные действия, иными словами — мятеж — спасут его отчизну от „потери души“ при колонизации, от участи, которой не избежали уитото, бора и прочие несчастные обитатели Путумайо, он загорелся желанием отдать все силы подготовке восстания, призванного покончить с многовековым угнетением.
В тот день, когда „Либераль“ пересек границу и вошел в бразильские воды, Роджер наконец отделался от томительного ощущения смутной угрозы. Но был уверен, что вслед за тем, как судно войдет в Амазонку и двинется вдоль берегов Перу, вернутся к нему опасения, что какое-нибудь непредвиденное и катастрофическое происшествие погубит все дело и обессмыслит все труды последних нескольких месяцев.
Двадцать первого ноября 1910 года Роджер высадил четырнадцать барбадосцев, четырех женщин и четырех детей в бразильском порту Эсперанса на реке Явари. А накануне собрал их, чтобы объяснить, какому риску подвергнутся они, если будут сопровождать его до Икитоса. Все может быть: „Перувиан Амазон компани“, стакнувшись с судьями и полицией, задержит их и на них свалит вину за все преступления, а не исключено, что их начнут шантажировать и запугивать, чтобы заставить отказаться от разоблачающих компанию признаний.
Барбадосцы согласились сойти на берег в Эсперансе и первым же кораблем доплыть до Манаоса, где под защитой британского консульства будут ждать, когда Роджер на „Атауальпе“, совершающем рейсы Икитос—Манаос—Пара, заберет их. Из Пара они и доберутся до дому. На прощание Роджер накупил им еды, выдал сертификат, что их путь до Манаоса будет оплачен британским правительством, и вручил рекомендательное письмо для консула.
Вместе с Роджером плавание до Икитоса продолжили, кроме Омарино и Аредоми, Фредерик Бишоп, Джон Браун с женой и сыном, Ларри Кларк и Филипп Берти Лоуренс с двумя маленькими детьми. Им всем надо было забрать вещи и получить наличные по чекам, выписанным компанией.
Четыре дня, остававшиеся до прибытия в Икитос, Роджер работал над заметками и составлял меморандум для перуанских властей.
Двадцать пятого ноября причалили. Британский консул мистер Стерз и на этот раз настоял, чтобы Роджер остановился у него. Барбадосцев и прочих разместили в пансионе неподалеку. Консул не скрывал беспокойства. Весь Икитос был взбудоражен известием о скором приезде судьи Карлоса Валькарселя. Тревожились не только служащие „Перувиан Амазон компани“, но и все горожане, ибо каждый знал — его жизнь зависит от Араны. А к Роджеру Кейсменту все были преисполнены враждебности, так что консул посоветовал ему, если дорожит жизнью, не выходить из дому.
Когда же после ужина за неизменной рюмкой портвейна Роджер рассказал Стерзу обо всем, что видел и слышал в Путумайо, тот выслушал его очень сосредоточенно, не перебивая и спросил только:
— Так же ужасно, как было в Конго при Леопольде Втором?
— Боюсь, еще хуже, — отвечал Роджер. — А впрочем, мне кажется, что расставлять злодеяния такого масштаба по ранжиру — это гнусно.
За время его отсутствия в Икитос из Лимы приехал новый префект — Эстебан Сапата. В отличие от своего предшественника он не служил в компании сеньора Араны. С момента появления он держался несколько поодаль от Пабло Сумаэты и прочих руководителей „Перувиан Амазон компани“. Он знал, что Роджер должен вот-вот появиться в Икитосе, и с нетерпением ждал встречи.
Свидание с префектом состоялось на следующее утро и продолжалось больше двух часов. Эстебан Сапата оказался молодым, очень смуглым человеком с хорошими манерами. Было очень жарко, он обливался потом и вытирал лицо большим лиловым платком, но так и не снял суконного сюртука. Роджера слушал очень внимательно, время от времени хмурясь и иногда перебивая его то уточняющими вопросами, то негодующими восклицаниями: „Какой ужас! Да быть того не может!“ Роджер рассказал ему все в подробностях, называя имена, цифры, указывая места, стараясь излагать только факты и воздерживаться от комментариев, но все же в самом конце произнес:
— Подводя итог, сеньор префект, могу сказать, что в разоблачениях Салданьи Рока и Уолтера Харденбёрга не содержалось преувеличений. Напротив, все, что было напечатано в лондонской газете, хоть и кажется вымыслом, — это даже еще и не вся правда.
Сапата страдальчески — и, как Роджеру показалось, вполне искренне — сказал, что ему стыдно за Перу. Подобное происходит потому, что государство еще не успело дойти до этих краев, не знающих закона и лишенных всяких органов и институций власти. Правительство полно решимости действовать. Потому-то он и здесь. И потому сюда прибыл такой известный своей неподкупностью и бескорыстием человек, как судья Валькарсель. И сам президент Легия намерен смыть пятно бесчестья и положить конец этим чудовищным злодеяниям — он именно так и выразился на аудиенции. Правительство его величества может быть уверено, что виновные понесут кару, туземцы же отныне будут взяты под защиту. Потом он осведомился, будет ли отчет сеньора Кейсмента обнародован. Когда же Роджер ответил, что такие документы, как правило, для печати не предназначаются и копия отчета будет передана перуанскому правительству, а публиковать его или нет — это уж на его усмотрение, — префект вздохнул с облегчением: — Слава богу! Если бы все это стало известно, репутации нашей страны в мире был бы нанесен серьезный ущерб.
Роджер хотел уж было ответить, что ущерб Перу наносит не отчет, а те происшествия, которые и обусловили его появление, но сдержался. Вслед за тем префект спросил, согласится ли прибывшая в Икитос троица барбадосцев — Бишоп, Браун и Лоуренс — подтвердить свои показания. Роджер пообещал завтра же утром привести их в префектуру.
Консул Стерз, выступавший в роли переводчика, вышел с этой беседы понуро. Роджер заметил, что он многое добавлял от себя — иногда целые развернутые фразы, причем они неизменно ставили себе целью смягчить неприглядную картину, открывавшуюся в рассказе о том, как угнетают и мучают индейцев в Путумайо. И недоверие его к консулу возросло: Стерз хоть и провел здесь несколько лет и был прекрасно
