словно пытаясь от него заслониться. Она всхлипывала и шмыгала носом, умоляя отца оставаться на месте и не подходить к ней.
— Кейт, не смотри на меня так, — затравленно попросил Кэллоуэй. — Все будет хорошо, вот увидишь. Только послушайся меня, поедем домой.
— Не прикасайся ко мне!
Кэллоуэй взял ее за руки и прижал спиной к буфету.
— Ты ведь любишь меня, Кейт! — жарко зашептал он ей в ухо. — Любишь, я знаю.
— Нет! Оставь меня! — Кейт попыталась высвободиться, но тщетно — пальцы отца держали ее как клещи. И вдруг, заведя руки дочери за спину, он снова впился в ее губы жадным поцелуем. Не помня себя от ярости и отвращения, Кейт сумела отвернуться. Свободная рука Кэллоуэя начала шарить по ее блузке, тиская грудь и нащупывая пуговицы.
Кейт завизжала и, судорожно дернувшись, сумела вырваться.
Отбежав в конец кухни, она разрыдалась и принялась слепо выдвигать ящики кухонного шкафчика.
— Не подходи! — кричала она сквозь слезы, когда отец вновь начал приближаться к ней.
— Кейт!
— Нет, стой на месте! Пожалуйста, стой где стоишь!
Не подходи ко мне!
Но Кэллоуэй неотвратимо надвигался на нее.
Пальцы Кейт сомкнулись вокруг рукояти ножа. Она не глядя выбросила его вперед, надеясь напугать отца, но на долю мгновения опоздала — он уже навалился на нес.
Их вмиг обезумевшие глаза встретились. Лицо Кэллоуэя вдруг медленно исказилось в смертельной агонии. Он начал оседать на пол, оставив в руке полумертвой от ужаса Кейт окровавленный кухонный нож.
А несколько секунд спустя в дверь ее квартиры громко и требовательно постучали.
Прошло два часа, но Элламария так и не дождалась Кейт.
Впрочем, скоро должна приехать Дженнин, так что паниковать еще рано. Только бы не думать о Бобе, выбросить из головы мысли об этом совместном интервью с Линдой. Об ужасных словах, которые он произнес. Закрыть глаза, не смотреть по сторонам, ведь все здесь напоминает о нем. Но, сколько ни уговаривала себя Элламария, ничего не получалось.
Куда же запропастилась Дженнин? Почему до сих пор не приехала? Да и Кейт обещала заехать по дороге…
Минуты ползли, но долгожданного стука в дверь все не было. Элламария стояла у окна и разглядывала пустынную улицу.
Наконец ей пришлось примириться с мыслью, что к ней никто не приедет и в квартире, которую она привыкла считать своим домом и которая теперь стала совсем чужой, ей предстоит остаться одной.
Она сняла трубку телефона и набрала номер.
— Мамочка?
— О, Элламария, это ты! Как ты, милая?
— Я хочу к вам приехать, мамочка.
— Увы, милая, не получится. Разве я тебе не говорила?
Нет? Мы с папой уезжаем на три недели во Флориду. Да, конечно, передам привет. Ты просто так позвонила? Нет.
Хорошо, милая, скоро созвонимся. Пока..
Элламария почувствовала, что стоит уже на самом краю пропасти.
Небрежно сунув руки в карманы брюк, Мэттью медленно прохаживался по холлу квартиры Дженнин, то и дело осматриваясь, словно был здесь впервые.
Дженнин, скрестив на груди руки, следовала за ним по пятам, останавливаясь всякий раз, когда останавливался Мэттью, словно у них была экскурсия по картинной галерее.
Мэттью пришел раньше, чем она ожидала, и Дженнин пришлось встретить его в халате, с обмотанным вокруг головы полотенцем. То и дело поглядывая на часы, она нетерпеливо дожидалась, пока он объяснит, что ему надо, и уберется вон.
Наконец Мэттью толкнул дверь в гостиную и, подойдя к столу, уселся, вытянув вперед ноги. Дженнин это удивило: обычно он направлялся прямиком к бару.
Остановившись в нескольких шагах от него, Дженнин сказала:
— Давай быстрее к делу. Я тороплюсь.
— Я не возражаю, — ответил он. — Какое дело ты имеешь в виду?
— Не валяй дурака, Мэттью, — сказала она. — Ты ведь сам мне позвонил и напросился прийти. Сколько тебе нужно? Пятьдесят? Сто? Полторы сотни?
— Ах, какая щедрость! — пробурчал он себе под нос.
— Учти, это в последний раз, — сказала Дженнин. — Больше ты из меня ни пенса не вытянешь.
— Вот как? — приподнял брови Мэттью. — Стало быть, ты наконец решилась?
— Да.
— Прекрасно.
Дженнин не понравился его тон. Да и расслабленная и небрежная манера держаться была не в его характере.
— Ну так что?
Мэттью уставился на потолок, закусив нижнюю губу, словно что-то обдумывая.
— Я рад, что ты приняла такое решение, — сказал он наконец. — Оно прекрасно согласуется с моими планами.
Кстати, как продвигается твоя новая программа?
— Все уже почти на мази, — сухо ответила Дженнин. — Впрочем, тебе это наверняка известно.
Мэттью расхохотался.
— Ты права — я в курсе.
Дженнин снова нетерпеливо посмотрела на часы.
— А как насчет работы для меня? — осведомился Мэттью.
Дженнин пожала плечами:
— Безнадежно. Еще на прошлой неделе Билл взял своего человека. Моим мнением никто и не поинтересовался.
— Ну и ладно.
Дженнин настороженно посмотрела на него — такого ответа она не ожидала. Снова скрестив на груди руки, она спросила:
— Итак, в чем дело, Мэттью?
Убрав со стола локоть, Мэттью вновь засунул руку в карман.
— Как поживает Вики? — спросил он вдруг, ехидно ухмыльнувшись.
Дженнин замерла.
— Извини, — усмехнулся он. — Надо было раньше спросить. Очень невежливо с моей стороны.
Дженнин метнула на него испепеляющий взгляд.
— Ах ты мерзавец! — крикнула она, теряя самообладание. — Шантажист проклятый! Убирайся отсюда, вонючий ублюдок!
— Извини. — Мэттью сокрушенно помотал головой. — Я не хотел тебя огорчать. Считай, что я не говорил про Вики, ладно? Кстати, я ведь и словом не обмолвился, что она лесбиянка. Не упомянул и о любовных утехах, которым вы, кошечки, предаетесь по ночам. Так что давай считать, что я ничего не говорил.
Дженнин смотрела на него с нескрываемым презрением.
— Господи, как же ты меня ненавидишь, Мэттью! — глухо произнесла она.
— Кто — я? — вскинул брови Мэттью. — Нет, Джен, ты ошибаешься. У меня ты ненависти не вызываешь. Вот Мэгги — другое дело. Помнишь малышку Мэгги? Вот она тебя ненавидит, это верно. Просто растерзать тебя готова.
И не спрашивай почему. Я все твержу ей — не бойся Дженнин, Мэгги, ты не в ее вкусе. Но она все
