Элмер Гентри

И Элмер останавливал себя: «Не торопись! Будь осторожен! Декан Троспер выкинет тебя из семинарии! Старик Бейнс возьмется за ружье… Осторожно!.. Выжди!»

Только через час после ужина, когда все занялись поджариванием кукурузы, он улучил минутку и шепнул ей:

— Не доверяйте Шалларду! Прикидывается моим другом, но не верю ему ни на грош. Должен вам рассказать про него. Необходимо! Слушайте! Когда все лягут, спуститесь тихонько сюда. Я тут подожду. Обязательно!

— О нет, не могу! Кузина Эделин Болдуин спит у меня в комнате.

— Ну и что же? Сделайте вид, будто ложитесь, ну, распустите волосы, что ли, а потом спуститесь посмотреть, догорел ли камин. Ладно?

— Может быть.

— Нет, наверное!.. Пожалуйста! Милая!

— Может быть. Но только на секунду.

И Элмер самым добродетельным, самым пасторским тоном завершил:

— Да, разумеется.

После ужина все расположились в гостиной. Бейнсы гордились своими передовыми взглядами: они не проводили вечера на кухне, по крайней мере — не всегда. Уютная гостиная была обставлена, как принято на фермах Новой Англии: яркий полосатый плетеный коврик, немыслимая кожаная качалка на медных ножках в виде драконов, украшенная шишечками в коринфском стиле, увеличенные фотографии, стол, заваленный иллюстрированными журналами, тяжелый альбом снимков Чикагской всемирной выставки[52]. Камин заменяла печь — забавное чудовище из никеля, со слюдяной дверцей, лихо увенчанное короной, правда, не золотой, а позолоченной, и украшенное цепочкой из стеклянных сапфиров, стеклянных изумрудов и жарких стеклянных рубинов, опоясывающей его раскаленное брюхо.

Устроившись возле этого курьезного и великолепного чудовища, Элмер открыл шлюзы своего красноречия и пустил в ход все свое обаяние.

— Ну, баста, друзья мои! Ни слова больше сегодня о церковных делах! Я сейчас не священник, я просто веселый парень, который хочет немножко порезвиться после такого замечательного ужина. И скажу вам откровенно: не будь мамаша Бейнс столь строгой матроной, я непременно заставил бы ее сплясать со мною. Ручаюсь, что она прошлась бы не хуже любой танцовщицы, что выступают в театрах.

И, обвив рукою необъятно пышный стан миссис Бейнс, он трижды покружил свою даму по комнате, а она, вся зардевшись, хихикала: «Ой, не могу… И придумает же!» И все захлопали, не щадя мозолистых, огрубевших от плуга рук, так что у чувствительного Фрэнка Шалларда едва не лопнули уши.

Фрэнка всегда считали на редкость общительным юношей, но в этот вечер его словно подменили: так он был мрачен и хмур.

Это Элмер занимал всех рассказами о первых поселенцах Канзаса, так хорошо известных ему из книг. И это Элмер, когда прошло первое смущение и гости стали вести себя естественно в обществе «божьих людей», предложил всем поджаривать кукурузу на огне. Тогда-то, в разгар веселья, когда даже самый сдержанный из церковных старост, лукаво хмыкнув, одернул Бейнса: «Эй, Барни, ты кого это там подталкиваешь?» — тогда-то Элмер и улучил минутку, чтобы незаметно назначить свидание Лулу.

Потом, еще более оживленный и слегка лоснясь от масла, которым намазывали початки, он собрал всю компанию у фисгармонии, на которой заиграла Лулу с невинной радостью, хоть и без особого умения.

Из уважения к духовным лицам сначала запели церковный гимн, но уже вскоре все с увлечением затянули вслед за ним «Как я Нелли домой провожал» и «Старый черный Джо».

И все время он втайне трепетал, предвкушая прелести предстоящего свидания.

Молодой фермер Флойд Нейлор, сосед и родственник Бейнсов, высокий и нескладный парень, тоже томясь и робея, не спускал глаз с Лулу, и это только сильней разжигало Элмера.

Последней спели «Бьюла Лэнд»[53] под аккомпанемент Лулу. Голос Элмера звучал так мягко и трогательно, так нежно:

Блаженный край, мой милый край,

(«Ах ты, моя крошечка!»)

К тебе с вершин стремлюсь!

(«Что, если ее попытаться разжалобить, может — клюнет?»)

К тебе тянусь через моря,

(«Нет-нет, я буду вести себя хорошо, слишком далеко заходить не стану».)

К тебе душою рвусь!

(«Какие ручки! Так и тянет поцеловать!»)

Твои родные берега

(«И поцелую, ей-богу! Сегодня же!»)

К себе влекут меня всегда!

(«Интересно, в чем она спустится — в капоте?»)

— Хотелось бы знать, — обратилась к нему жена одного из старост, особа чувствительная и бойкая, — о чем это вы думали, брат Гентри, когда пели?

— Э-э… гм… Думал о том, как мы все будем счастливы, когда очистимся от грехов и познаем отдохновение в Бьюла Лэнд.

— Ах, я так и знала, что вы думаете о чем-то божественном, — вы пели с таким чувством и вдохновением!.. Ну, нам пора! Чудный был вечер, сестра Бейнс! Мы просто не знаем, как и благодарить вас и брата Бейнса за такое удовольствие! Да, и брата Гентри тоже… Ну, и, конечно, брата Шалларда. Идем же, Чарли!

Чарли тем временем с другим старостой улизнул на кухню вслед за братом Бейнсом. Время от времени оттуда доносился подозрительный звук, словно бульканье из горлышка кувшина, и в такие минуты дамы и