— Семя? — слабо пискнул Глокта, наполовину парализованный ужасом.
— Ты знаешь, о чем я говорю, калека. Где оно?
— Делатель упал… — прошептал Глокта. Слова сами поднимались изнутри — он не знал откуда.
— Я знаю это.
— Пылая огнем…
— Я видела это.
Лицо женщины было уже так близко, что он чувствовал ее дыхание на своей коже. Холодное. Холодное, как иней.
— Он разбился о мост, что был внизу…
— Я помню это.
— Они искали семя…
— Да, — прошептал ему в ухо настойчивый голос. — Где оно?
Что-то коснулось лица Глокты, его щеки, его века: что-то мягкое и скользкое. Язык. Холодный. Холодный, как лед. Его тело съежилось.
— Я не знаю! Они не нашли его!
— Не нашли? — Пальцы сомкнулись на его горле, сжимали, сминали, лишали дыхания. Холодные. Холодные, как сталь, и такие же твердые. — Ты думаешь, будто знаешь, что такое боль, калека? Ты не знаешь ничего!
Леденящее дыхание коснулось его уха, холодные пальцы сжимались все крепче.
— Но я могу показать тебе! Я могу показать тебе!
Глокта закричал и заметался, сопротивляясь изо всех сил. Кое-как ему удалось подняться; на протяжении одного головокружительного мгновения он стоял, потом нога подвернулась, и он полетел куда-то в пространство. Темная комната закувыркалась вокруг, и Глокта с отвратительным треском впечатался в пол, придавив своим телом подогнувшиеся руки и ударившись лбом.
Он с трудом поднимался на ноги, при этом держался за ножку кровати, отталкивался от стены и хватал ртом воздух. Диким взором Глокта вглядывался в кресло, хотя в глазах его потемнело от страха. Столб лунного света падал из окна, высвечивал смятое одеяло и полированное дерево кресла.
«Пусто».
Глокта окинул взглядом комнату. Глаза его уже привыкли к темноте, и он изучил все углы.
«Никого. Пусто. Сон».
И лишь теперь, когда бешеный стук сердца утих, а хриплое дыхание успокоилось, навалилась боль. В висках стучало, нога ныла от боли, рука пульсировала. Он ощущал привкус крови во рту, глаза болели и слезились, в желудке вздымалась тошнота. Он всхлипнул, отчаянно рванулся к постели и повалился на залитый луной матрас — без сил, мокрый от холодного пота. Послышался настойчивый стук в дверь.
— Господин? С вами все в порядке?
Голос Барнама. Стук повторился.
«Бесполезно. Она заперта. Заперта, как всегда, но я не думаю, что смогу двинуться с места. Инею придется выбить ее».
Однако дверь распахнулась, и Глокта прикрыл глаза ладонью, защищаясь от неожиданно яркого света лампы в руках старого слуги.
— С вами все в порядке?
— Я упал, — промычал Глокта. — Моя рука…
Старый слуга присел на постель, мягко взял руку Глокты и поднял рукав его ночной рубашки. Глокта сморщился, Барнам щелкнул языком: на предплечье красовалось большое розовое пятно, уже начинавшее распухать и краснеть.
— Я не думаю, что она сломана, — сказал слуга, — но на всякий случай можно позвать врача.
— Да-да. — Глокта замахал на Барнама здоровой рукой. — Позови его.
Он смотрел, как старик, сутулясь, спешит к двери, слышал скрип его шагов по узкому коридору за стенкой. Вот шаги проскрипели по лестнице, потом хлопнула входная дверь. Воцарилась тишина.
Глокта взглянул на свиток, взятый у адепта-историка: туго свернутая рукопись по-прежнему лежала на комоде в ожидании того, чтобы ее вручили архилектору Сульту.
«Делатель упал, пылая огнем. Он разбился о мост, что был внизу. Странно, как частички яви проникают в наши сны. Чертов северянин со своей ночной посетительницей. Женщина и холод. Должно быть, это меня и возбудило».
Глокта осторожно потер свою руку, прощупал ушибленное место кончиками пальцев.
«Ничего. Просто сон».
Но что-то не давало ему покоя. Он снова посмотрел на дверь: ключ торчал в замке и отблескивал золотом в свете лампы.
«Не заперто — а ведь я запирал ее! Не мог не запереть. Я всегда это делаю. — Глокта перевел взгляд на пустое кресло. — Как там болтал этот идиот-ученик? Магия исходит с другой стороны. Нижний мир. Ад».
Теперь, после такого сна, в это нетрудно поверить. Страх снова заворочался в душе Глокты, как только он остался один. Он протянул здоровую руку к креслу, и на это ушла целая вечность. Его трясущиеся пальцы коснулись дерева.
«Прохладное, но не холодное. Не холодное. Здесь ничего нет».
Он медленно убрал руку от кресла и сжал свое ноющее предплечье.
«Ничего нет. Пусто. Всего лишь сон».
— Что с вами случилось, черт возьми?
Глокта мрачно пососал беззубые десны и ответил:
— Упал с кровати.
Он рассеянно потер запястье. Еще несколько мгновений назад оно чертовски болело, но то, что он видел перед собой, вытеснило боль в дальние закоулки мозга.
«Я мог бы кончить еще хуже. Гораздо хуже».
— Не самая приятная картина. Совсем неприятная, — произнес он.
— Вы чертовски правы! — Лицо Секутора исказилось от отвращения, насколько можно было разглядеть под маской. — Меня чуть не стошнило, когда я в первый раз это увидел. Это меня-то!
Глокта вгляделся в кровавое месиво у себя под ногами. Он ухватился одной рукой за ствол дерева и раздвинул папоротники концом трости, чтобы лучше видеть.
— Мы можем быть уверены, что это мужчина?
— Возможно, и женщина. Во всяком случае, это человек — вот ступня.
— Да, действительно. Как обнаружили тело?
— Его нашел он. — Секутор кивнул в сторону садовника: тот сидел на земле с бледным лицом и неподвижным взглядом, рядом на траве высыхала лужица блевотины. — Здесь, среди деревьев, в кустах. Похоже, убийца попытался его спрятать, но не очень давно. Труп свежий.
«Он прав. Запаха еще нет, и мухи не успели слететься. Очень свежий труп. Может быть, убийство произошло нынче ночью».
— Он мог бы пролежать тут долго, — продолжал Секутор, — если бы кто-то не попросил подрезать ветки. Вроде бы они заслоняли свет. Вы когда-нибудь видели такое?
Глокта пожал плечами:
— Видел как-то раз в Инглии. Еще до того, как ты там появился. Один из заключенных пытался бежать. Он прошел несколько миль, потом погиб от холода, и с его трупом позабавился медведь. Тело было изуродовано до неузнаваемости, хотя и не до такой степени, как это.
— Вряд ли прошлой ночью кто-то мог замерзнуть до смерти. Было жарко, как в аду.
— Хм-м, — отозвался Глокта и подумал: «Если в аду жарко. Мне всегда казалось, что он может оказаться холодным. Холодным, как лед». — К тому же в Агрионте не так уж много медведей. Есть ли идеи относительно того, кем могла быть эта… — он махнул тростью в сторону трупа, — личность?
— Никаких.
