— Да неужели? И кто же это?
— Императоры далекого прошлого, мой мальчик, и у каждого есть что нам рассказать.
Джезаль мысленно застонал. Он и к истории собственной страны испытывал не более чем преходящий интерес, что уж говорить о каком-то застоявшемся болоте на западных задворках мира.
— Их здесь много, — буркнул он.
— И это еще далеко не все! История Старой империи простирается в глубину времен на многие столетия.
— Должно быть, поэтому ее и назвали Старой?
— Не пытайтесь умничать со мной, капитан Луфар, вы для этого недостаточно подготовлены. В те времена, когда ваши предки на землях Союза бегали голышом, общались жестами и поклонялись грязи, здесь мой наставник Иувин направлял рождение могучей нации, не знающей себе равных по масштабу и богатству, мудрости и славе. Адуя, Талин, Шаффа — все это лишь тени изумительных городов, что когда-то процветали в долине великой реки Аос. Здесь находится колыбель цивилизации, мой юный Друг.
Джезаль обвел взглядом жалкие статуи, высохшие деревья, грязные, запущенные, блеклые улицы.
— И что же у них пошло не так?
— Падение великих никогда не имеет простых объяснений. Славе и успеху сопутствуют ошибки и позор. А там, где они пересекаются, неизбежно закипает зависть. Ревность друг к другу и гордыня шаг за шагом привели к сварам, затем к междоусобицам, затем к войнам. К двум великим войнам, которые закончились ужасными разрушениями. — Байяз быстро шагнул в сторону ближайшей из статуй. — Но и катастрофы учат нас, мой мальчик.
Джезаль поморщился. Новые уроки были нужны ему не больше, чем отсохший член, к тому же он вовсе не желал быть ничьим «мальчиком». Однако старика его недовольство нисколько не смутило.
— Великий правитель должен быть безжалостным, — поучал Байяз. — Когда возникает угроза ему лично или его авторитету, он должен действовать быстро и не оставлять в себе места для сожалений. За примером далеко ходить не надо — вот перед нами император Шилла.
Маг поднял голову, разглядывая высившуюся над ними скульптуру, чьи черты были почти полностью стерты временем.
— Однажды он заподозрил своего камергера в том, что тот вынашивает планы захватить трон. Тогда он немедленно приказал предать смерти самого камергера, задушить его жену и всех детей, а его огромный дворец в Аулкусе сравнять с землей. — Байяз пожал плечами. — Все это без малейшего намека на доказательства. Чрезмерное и жестокое деяние, но лучше действовать слишком сильно, чем слишком слабо. Лучше пусть тебя боятся, чем презирают. Шилла знал это. В политике нет места сантиментам, вы это понимаете?
«Я понимаю, что, куда бы я ни направился, везде найдется какой-нибудь вонючий старый болван, пытающийся читать мне наставления».
Так Джезаль подумал; но он не собирался произносить это вслух. Память об инквизиторском практике, разлетевшемся на клочки перед его глазами, была еще до ужаса свежа. Тот хлюпающий звук, который издала лопнувшая плоть. Капли горячей крови, брызнувшие ему в лицо... Джезаль сглотнул и уставился на свои сапоги.
— Понимаю, — пробормотал он.
— Я не хочу сказать, разумеется, что великий король обязательно должен быть тираном, — продолжал бубнить Байяз. — Завоевать любовь простого народа всегда должно быть первым устремлением правителя, ибо это может быть достигнуто малыми средствами и притом продлится до конца жизни.
Такого Джезаль никак не мог пропустить, сколь бы опасен ни был старый маг. Байяз явно не имел практического опыта на политической арене.
— Какой прок от любви простонародья? И деньги, и солдаты, и власть — все у дворян!
Байяз закатил глаза.
— Слова ребенка, легко поддающегося на уловки и балаганные фокусы! Откуда берутся у дворян деньги, как не от налогов с крестьян? Кто их солдаты, как не сыновья и мужья простых людей? Откуда лорды черпают свою власть? Лишь из покорности вассалов, и ниоткуда больше. Когда крестьян охватывает серьезное недовольство, власть может исчезнуть в мгновение ока! Возьмем хотя бы случай императора Дантуса.
Байяз указал на одну из многочисленных статуй: одна рука ее была отломлена у локтя, а другая протягивала вперед пригоршню мусора, уже увенчавшуюся пышной шапкой из мха. На месте носа зияла грязная впадина, придававшая лицу императора Дантуса выражение вечного изумленного замешательства, как у человека, застигнутого врасплох при отправлении естественной нужды.
— Ни одного из правителей подданные не любили больше, чем его, — продолжал Байяз. — Дантус привечал любого как равного себе, он всегда отдавал беднякам половину доходов государства. Однако дворяне устроили против него заговор, нашли императору замену и бросили его в тюрьму.
— Да неужели? — буркнул Джезаль, уставившись на полупустую площадь.
— Однако народ не покинул любимого монарха в беде. Люди вышли на улицы и восстали, их невозможно было усмирить. Кого-то из заговорщиков схватили и повесили, тогда другие устрашились и сами вернули Дантуса на трон. Так что вы видите, мой мальчик: любовь народа — надежнейший щит правителя.
Джезаль вздохнул.
— По мне, постоянной поддержки лордов вполне достаточно.
— Ха! Их любовь дорого обходится и ненадежна, как переменчивый ветер! Разве вам, капитан Луфар, не доводилось бывать в Круге лордов на заседании открытого совета?
Джезаль нахмурился. Возможно, в болтовне старика было какое-то зерно истины.
— Ха! — снова фыркнул Байяз. — Такова любовь благородных. Лучшее, что с ними можно сделать, это разделять их и извлекать выгоду из их соперничества, заставлять их соревноваться за мелкие знаки твоей благосклонности, присваивать себе их успехи и прежде всего следить за тем, чтобы никто из них не стал слишком могущественным и не бросил вызов твоему величию.
— А это кто? — спросил Джезаль.
Одна из статуй была заметно выше всех прочих. Внушительного вида человек, в зрелых летах, с густой бородой и вьющимися волосами. Его лицо было привлекательным, но возле губ залегла суровая складка, а лоб пересекали морщины, говорившие о гордости и гневливости. С таким человеком лучше не шутить.
— Это мой учитель Иувин. Не император, но первый и единственный советник многих из них. Это он построил империю, и он же стал главным виновником ее падения. Великий человек, однако великие люди совершают великие ошибки. — Байяз задумчиво крутил в руке свой истертый посох. — Уроки истории следует знать. Ошибки прошлого должны совершаться лишь единожды. — Он мгновение помедлил. — За исключением тех случаев, когда нет другого выбора.
Джезаль потер глаза и окинул взглядом форум. Кронпринцу Ладиславу, возможно, подобная лекция и принесла бы какую-то пользу, хотя Джезаль сильно сомневался. Неужели ради этого его оторвали от друзей, лишили тяжким трудом заработанной возможности добиться славы и возвышения? Чтобы выслушивать здесь тоскливые рассуждения какого-то чокнутого лысого бродяги?
Он нахмурился: через площадь в их направлении двигалась группа из трех солдат. Вначале Джезаль следил за ними без интереса. Затем осознал, что солдаты глядят на него и на Байяза и идут прямо к ним. Он заметил и другую троицу, и еще одну — они подходили с разных сторон.
У Джезаля перехватило дыхание. Их оружие и доспехи старинного образца выглядели вполне готовыми к бою, что вселяло беспокойство. Фехтование — одно, но настоящая схватка, в которой можно получить серьезную рану или погибнуть, это совсем другое. Конечно же, тут нет никакой трусости, — любой встревожится, когда девять вооруженных людей совершенно явно направляются к тебе, и нет никаких путей для отступления. Байяз тоже заметил их.
— Похоже, нам приготовили встречу.
Девять солдат с суровыми лицами подошли вплотную, крепко сжимая в руках оружие. Джезаль расправил плечи и приложил все усилия, чтобы выглядеть грозным, но не встречаться ни с кем глазами,
