держа руки подальше от эфеса своей рапиры. Ему совершенно не хотелось, чтобы кто-то из воинов занервничал и проткнул его клинком, подчиняясь порыву.
— Вы Байяз, — произнес их предводитель, коренастый мужчина с грязным красным пером на шлеме.
— Это вопрос?
— Нет. Наш господин, имперский легат Саламо Нарба, правитель Халциса, приглашает вас на аудиенцию.
— Приглашает? Да неужели? — Байяз окинул взглядом отряд солдат, затем посмотрел на Джезаля, приподняв бровь. — Полагаю, с нашей стороны было бы неучтиво отказываться, тем более что легат взял на себя заботу организовать для нас почетный эскорт. Ну что ж, ведите.
Если хочешь сказать про Логена Девятипалого, скажи, что ему было больно. Он тащился по разбитым булыжным мостовым и каждый раз, когда вес тела перемещался на разбитую лодыжку, морщился, хромал, охал и взмахивал руками, чтобы удержать равновесие.
Брат Длинноногий ухмылялся через плечо, глядя на это жалостное зрелище.
— Как твои раны сегодня, мой друг?
— Болят, — пропыхтел Логен сквозь сжатые зубы.
— И все же, как я подозреваю, тебе доставалось и больше.
— Хм...
Старых ран у него хватало. Большую часть жизни он провел, испытывая боль, пока выздоравливал, всегда слишком медленно, после очередной схватки. Логен вспомнил свою первую настоящую рану: порез через все лицо, полученный от шанка. Тогда он был стройным пятнадцатилетним юношей с нежной кожей, девушки из их деревни засматривались на него. Логен прикоснулся к лицу большим пальцем и нащупал старый шрам. Он помнил, как отец прижимал повязку к его щеке в задымленном зале, как было больно и как хотелось кричать, но он лишь закусывал губу. Мужчины терпят молча.
Если могут. Логен вспомнил, как лежал на брюхе в вонючей палатке, по которой барабанил холодный дождь; как он впился зубами в обрывок кожи, чтобы не кричать, но выплюнул его и все же закричал, когда из его спины стали вырезать застрявший наконечник стрелы. Целый день его кромсали, чтобы найти чертову штуковину. Логен вздрогнул и передернул плечами от одного воспоминания об этом. Потом целую неделю он не мог говорить, так наорался.
А после поединка с Тридубой он не мог говорить гораздо дольше, чем неделю. И заодно и ходить, и есть, и даже видеть мог с трудом. Сломанная челюсть, сломанная скула, бесчисленные сломанные ребра. Его кости были так перебиты, что он представлял собой какое-то вопящее от боли, хнычущее от жалости к себе месиво; плакал как ребенок при каждом движении носилок, а старая женщина кормила его с ложечки — и он был за это благодарен.
Таких воспоминаний было множество, они теснились в памяти и снова терзали его. Как после битвы под Карлеоном у него мучительно болел обрубок пальца — прямо огнем горел, так что Логен чуть не спятил. Как он вдруг очнулся, пролежав целый день в беспамятстве после удара по голове там, в горах. Как он мочился кровью после того, как Хардинг Молчун проткнул ему брюхо копьем. Внезапно Логен почувствовал все эти шрамы на своей искромсанной шкуре. Он обхватил руками ноющее тело.
Старых ран у него хватало, ничего не скажешь, но от этого свежие болели не меньше. Разрубленное плечо не давало покоя, жгло, словно раскаленный уголь. Логен однажды видел, как человек потерял руку из-за какой-то царапины, полученной в бою.
Сначала пришлось отрезать ему кисть, потом предплечье, потом всю руку до самого плеча. После этого он стал уставать, потом начал заговариваться, а потом просто умер. Логену не хотелось бы вернуться в грязь таким путем.
Он допрыгал до подножия обвалившейся стены и прислонился к нему. Мучительно двигая плечами, стянул с себя куртку, одной непослушной рукой расстегнул пуговицы на рубашке, вытащил булавку, которой была скреплена повязка, и осторожно отодрал ткань от раны.
— Как она выглядит? — спросил он у Длинноногого.
— Как прародитель всех струпьев, — пробормотал тот, вглядываясь в его плечо.
— Пахнет нормально?
— Ты хочешь, чтобы я ее понюхал?
— Просто скажи мне, воняет или нет.
Навигатор склонился вперед и изящно потянул носом воздух возле Логенова плеча.
— Отчетливый запах пота, но это, должно быть, из подмышки. Боюсь, среди моих выдающихся талантов медицина не числится. Для меня все раны пахнут более или менее одинаково.
И он снова заколол повязку булавкой. Логен с трудом натянул рубашку.
— Если бы она загнила, ты бы это понял, можешь мне поверить. Такая рана воняет, как разрытая могила, а стоит гнили забраться в тебя, как от нее уже не избавиться, разве что вырезать ножом. Мерзко, когда так получается.
Он поежился и осторожно приложил ладонь к пульсирующему плечу.
— Э-э, да, — отозвался Длинноногий, уже шагая прочь по почти пустынной улице. — Тебе повезло, что с нами эта женщина, Малджин. Ее умение вести беседу крайне ограничено, но что касается врачевания ран — я видел это собственными глазами и не откажусь засвидетельствовать, что она способна зашивать кожу спокойно и невозмутимо, как искусный сапожник. Воистину так! Она обращается с иголкой проворно и аккуратно, словно портниха самой королевы! Весьма полезное умение в этих краях. Я ничуть не удивлюсь, если ее талант еще пригодится нам, прежде чем мы доберемся до цели.
— Так это опасное путешествие? — спросил Логен, стараясь влезть обратно в свою куртку.
— Ха! На Севере всегда царили дикость и беззаконие, сплошные кровавые распри и безжалостные разбойники. Все ходят вооруженные до зубов и готовы убить за один взгляд. В Гуркхуле иноземные путешественники рискуют в любой момент попасть в рабство и остаются свободными лишь по прихоти местного правителя. В городах Стирии головорезы и воры поджидают на каждом углу, если городские власти не ограбят тебя сразу, прямо на входе в городские ворота. Воды Тысячи Островов кишат пиратами, и порой кажется, что их там столько же, сколько купцов. А в далеком Сулджуке чужестранцев боятся и презирают — тебя вполне могут подвесить за ноги и перерезать тебе глотку после того, как ты спросишь дорогу. Земной круг полон опасностей, мой девятипалый друг, но если тебе этого недостаточно и хочется более рискованных приключений, я бы предложил посетить Старую империю.
Логен чувствовал, что брат Длинноногий наслаждается своей речью.
— Все так плохо?
— Еще хуже, воистину! Особенно в том случае, если вместо краткого визита ты собираешься пересечь всю страну от края до края.
Логен сморщился.
— А план именно такой?
— Да, план именно такой! Старую империю с незапамятных времен раздирают на части междоусобицы. Некогда это была единая нация, управляемая императором, чьи законы опирались на могучую армию и преданную администрацию. Но с течением времени она растворилась в бурлящем котле мелких княжеств, республик, городов-государств, крошечных поместий, и теперь мало кто признает над собой хоть какого-то правителя, если он в настоящую минуту не держит меч у него над головой. Границы между сбором налогов и разбоем, между справедливой войной и кровавым побоищем, между обоснованными притязаниями и фантазией расплылись и исчезли. И года не проходит без того, чтобы очередной жадный до власти бандит не провозгласил себя королем. Насколько мне известно, однажды, лет пятьдесят назад, в стране было шестнадцать императоров одновременно!
— Хм. На пятнадцать больше, чем нужно.
— На шестнадцать, как считают некоторые. И ни один из них не испытывал дружеских чувств к путешественникам. Что касается способов убийства, то Старая империя может предложить жертве ошеломляюще богатый выбор! И совершенно не обязательно, чтобы тебя убили люди.
— Вот как?
