момент появится кто-то извне. Кто-то, у кого нет врагов. Компромиссный претендент.
— А как насчет членов закрытого совета?
— Им, разумеется, запрещено выставлять свои кандидатуры, чтобы обеспечить беспристрастность. — Глокта фыркнул. — Беспристрастность! Больше всего на свете они желают всучить народу какое-нибудь ничтожество. Того, кем они смогут управлять, кого смогут контролировать, чтобы без помех вести свои интриги.
— А такой кандидат существует?
— В принципе, им может быть любой, у кого есть право голоса, так что теоретически их сотни. Но, разумеется, закрытый совет никогда не сойдется на одной кандидатуре. Поэтому они дерутся за спинами самых сильных кандидатов, каждый день перебегают от одного к другому в надежде обеспечить себе будущее и делают все возможное, чтобы сохранить свои места. Власть так быстро перешла от них к вельможам, что головы закружились. И некоторые из этих голов еще упадут с плеч, можете не сомневаться.
— А ваша тоже упадет, как вы думаете? — спросила Арди, глядя на него снизу вверх из-под темных бровей.
Глокта медленно облизнул десны.
— Если слетит голова Сульта, вполне возможно, что моя последует за ней.
— Надеюсь, этого не произойдет. Вы были добры ко мне. Добрее всех. Добрее, чем я заслуживаю.
Глокта видел: ее откровенность — это уловка, и Арди уже использовала ее раньше. Но как ни странно, она по-прежнему обезоруживала.
— Чепуха, — пробормотал Глокта и заерзал по спинке кресла, охваченный внезапной неловкостью.
«Доброта, честность, уютные гостиные... полковник Глокта знал бы, что сказать, но я... Я здесь чужой».
Он все еще искал подходящий ответ, когда по коридору разнесся отрывистый стук.
— Вы кого-то ждете?
— Кого я могу ждать? Все мои знакомые здесь, в этой комнате.
Дверь на улицу отворилась, и Глокта напряг слух, но не смог расслышать ничего, кроме невнятного бормотания. Дверная ручка повернулась, и служанка просунула голову в гостиную.
— Прошу прощения, наставник, к вам посетитель.
— Кто? — недовольно спросил Глокта.
«Секутор с новостями о телохранителе кронпринца Рейнольта? Витари с поручением от архилектора? Новые проблемы, требующие разрешения? Новый набор вопросов, которые я должен задать?»
— Он говорит, что его зовут Мофис.
Глокта почувствовал, как у него задергалась левая половина лица.
«Мофис?»
Он давно не вспоминал о нем, но теперь в памяти немедленно всплыл образ изможденного банкира, протягивающего ему четкий и точный документ, который нужно подписать.
«Расписку в том, что я принял в дар миллион марок. „Может случиться так, что в будущем представитель банкирского дома Валинт и Балк придет к вам с просьбой... об услуге“».
Арди тревожно посмотрела на него.
— Что-то не так?
— Нет, ничего, — просипел он, стараясь не выдать себя голосом. — Мой бывший партнер. Вы не могли бы на минутку выйти из комнаты? Мне нужно поговорить с этим господином.
— Конечно.
Арди встала и направилась к двери, шурша платьем по ковру. На полпути она остановилась, взглянула через плечо, прикусив губу. Подошла к буфету, открыла его, вытащила бутылку и бокал.
— Мне надо выпить, — сказала она, пожав плечами.
— Нам всем не помешало бы, — прошептал Глокта в ее удаляющуюся спину.
Через секунду Мофис переступил порог. То же заостренное худое лицо, те же холодные глаза в глубоких глазницах. В его поведении, однако, произошла некоторая перемена.
«Какая-то нервозность. Может быть, даже беспокойство?»
— О, мастер Мофис, какая невероятная честь...
— Можете опустить любезности, наставник. — Голос посетителя был пронзительным и скрипучим, как ржавые петли. — Я не обижусь, у меня нет самолюбия. Предпочитаю говорить прямо.
— Отлично. Что я могу для вас...
— Мои наниматели, банкирский дом «Валинт и Балк», недовольны направлением вашего расследования.
Мысли Глокты лихорадочно метались.
— Какого именно расследования?
— Убийства кронпринца Рейнольта.
— Но это расследование завершено. Заверяю вас, у меня нет никакого...
— Если говорить прямо, наставник, они все знают. Для вас будет лучше принять как данность, что они все знают. Обычно так и бывает. Убийство раскрыто очень быстро и профессионально, это впечатляет. Мои наниматели восхищены вашей работой. Виновный понес справедливое наказание. Никто не выиграет, если вы углубитесь в обстоятельства этого прискорбного дела.
«Действительно, все сказано прямо. Но почему Валинту и Балку не нравятся мои расспросы? Они дали мне денег, чтобы я расстроил планы гурков, а теперь возражают против расследования гуркского заговора? В этом нет смысла... Или убийца вообще не имеет отношения к Югу. Или те, кто убил принца Рейнольта, живут гораздо ближе».
— Там осталось несколько неясных моментов, с которыми нужно разобраться, — с трудом выговорил Глокта. — У ваших нанимателей нет никаких причин сердиться.
Мофис сделал шаг вперед. Его лоб блестел от пота, хотя в комнате не было жарко.
— Они не сердятся, наставник. Вы не могли знать, что они будут недовольны. Теперь вы знаете. Но если вы продолжите расследование теперь, когда вы знаете, что им это не нравится... тогда они рассердятся. — Склонившись к Глокте, он почти шепотом продолжил: — Позвольте мне сказать вам, наставник, как одна пешка другой пешке: нам не стоит их сердить.
В его голосе звучали странные нотки. «А ведь он не угрожает. Он просит!»
— Вы имеете в виду, — пробормотал Глокта, с трудом шевеля губами, — что они сообщат архилектору Сульту о своем маленьком пожертвовании на оборону Дагоски?
— Это самое малое, что они могут сделать.
Выражение лица Мофиса нельзя было спутать ни с чем.
«Страх».
Страх — на этом бесстрастном, как маска, лице. Глокта почувствовал привкус горечи на языке, холод пополз у него по спине, горло перехватило. Это ощущение он помнил с давних пор. Сейчас, впервые за долгое-долгое время, он сам готов был испугаться.
«Я у них в руках. Целиком и полностью. Я понимал это, когда подписывал ту бумагу. Такова была их цена, а у меня не было другого выбора».
Глокта сглотнул.
— Вы можете передать вашим нанимателям, что вопросов больше не будет.
Мофис на мгновение прикрыл глаза и вздохнул с явным облегчением.
— Я с радостью передам им ваши слова. Всего доброго.
Он повернулся и вышел, а Глокта остался в одиночестве в гостиной Арди. Он уставился на дверь и думал о том, что здесь сейчас произошло.
