— Дыню на закуску? Будете заказывать вино, шанди или пиво?
— Шанди, пожалуйста.
— Два шанди, — добавил Бретт.
Когда они остались одни, Бретт с одобрением посмотрел на Лиз:
— Девушка, которая может принять решение, даже если речь идет о побеге или о том, чтобы вылезти из окна. Кстати, вы не подумали, что балкон может рухнуть?
— Я об этом и не думала. Он казался таким прочным.
Бретт кивнул:
— Да, верно. Это не какой-нибудь уцененный дом.
— Он очень старый? — с интересом спросила Лиз.
— Херонсвуд? Его построили в начале прошлого века. Отец Джи Би купил его, когда начал зарабатывать большие деньги. Думаю, он хотел, чтобы дом переходил от отца к сыну. Но война этому помешала.
— Миссис Джексон сказала мне, что сын Джи Би не вернулся после войны. — Чтобы Бретт не обвинил экономку в излишней болтливости, Лиз добавила: — Я хотела немного узнать о семье.
— Конечно. Для этого мы и здесь, правда?
Однако, по-видимому, Бретт не спешил. За едой он коротко поведал ей, чем занимался Рокингтон, — строительство домов для густонаселенного Бирмингема.
— Чем вы занимаетесь в компании? — спросила Лиз.
— Моя формальная должность — генеральный директор. Но на самом деле работа растет вокруг меня, как новая кожа. Когда я закончил учебу, то появился в офисе Джи Би и спросил: «С чего мне начинать?»
— И с чего вы начали?
— Искал цемент, который Британская железная дорога пыталась незаконно перепродать.
— Вам удалось его найти? — Лиз с интересом подалась вперед.
— Да, у судоходного канала в Карлайле. Мне удалось его вернуть, прежде чем в Бирмингеме начали возводить перекрытия. Помню, в то же время мы строили в Олтоне новый трехэтажный торговый и жилой центр.
Бретт довольно улыбнулся и показался Лиз намного моложе.
— Должно быть, здорово строить дома для людей, — сказала она. — Мне так нравятся новые дома, пустые и чистые, ждущие жильцов. Если есть возможность, я всегда рассматриваю недостроенные дома.
Официант принес шанди, Бретт поднял стакан и произнес:
— Надо взять вас рекламным агентом.
Лиз улыбнулась:
— Ловлю вас на слове. Скоро мне понадобится новая работа.
Они прекрасно провели время и вкусно поели. Ломтики холодной дыни были чуть присыпаны имбирем, форель под острым соусом нежной консистенции была с поджаренным картофелем и горошком. О таком Лиз только читала, но никогда не пробовала. Совершенно не похоже на маринованную селедку Дороти или рыбные палочки, которые она ела во время работы сиделкой в Лондоне.
Лиз огляделась. Хрустальные люстры, толстый ковер, накрахмаленные скатерти, сияющая посуда и крохотные вазочки с цветами на каждом столе. У Терри никогда не хватало денег, чтобы сводить ее в такое место. Но теперь у него все будет по-другому. Внезапно Лиз представила, как он входит в первоклассный отель в Кейптауне, а за ним идет дочь Фрэнка Картера (Лиз была рада, что Терри не сказал как ее зовут) в модном платье, с настоящими драгоценностями на шее и запястьях, с гладкой прической и ароматом французских духов. С горечью Лиз подумала, что они с Терри тоже всего смогли бы добиться.
После форели принесли ананасовые меренги для Лиз и сыр с бисквитами для Бретта. Он сказал:
— Мы будем пить кофе в гостиной. Там удобнее говорить.
Когда они расположились в глубоких креслах с подушками, поставив перед собой на низеньком столике кофейный поднос, Бретт вдруг спросил:
— Вы сейчас говорили серьезно насчет работы?
— Боюсь, что да. — Лиз оглядела роскошную комнату и улыбнулась. — Как тут красиво, но я к этому совсем не привыкла.
Бретт вновь, как и тогда, смотрел на нее оценивающе. Лиз смутилась.
Отпив кофе, он заговорил:
— Мы пришли сюда, чтобы прояснить ситуацию, но сначала я должен вам кое-что сказать. У Джи Би была своего рода романтическая мечта насчет Элизабет и меня.
— Да, я догадалась.
— Неужели?
— Он сам сказал, когда я была у него во второй раз: «Я всегда надеялся, что ты и Бретт будете вместе».
— Да, это правда, он все это придумал много лет назад. Понимаете, наши семьи были всегда тесно связаны, с тех пор как мой отец и отец Элизабет вместе ходили в школу, и, думаю, Джи Би принял свое решение насчет Элизабет, чтобы закрепить эти отношения. Так раньше считали. К тому же существовали и другие причины, о которых сейчас не стоит говорить. Да, он был бы очень счастлив, если бы именно так все и обернулось.
— Интересно, она вышла замуж за того человека, ради которого сбежала из дома? Джи Би спросил меня об этом почти сразу.
— И что вы ответили? — Голос Бретта стал резким.
— Правду. Свою правду, а не ее. Я ответила: нет, я не вышла за него. Я поняла, что не люблю его.
— Вы действительно знаете что сказать! — с издевкой произнес Бретт.
Непринужденная атмосфера растаяла. Однако Лиз не смутилась. Она плеснула в кофе немного сливок из маленького молочника и с вызовом взглянула на Бретта:
— Откуда я знала, что говорить? Вы сами сказали действовать по ситуации. Я так и сделала.
Гнев Бретта стал постепенно утихать.
— Простите, — сказал он, и Лиз вновь уловила в нем напряжение.
— Разве так ужасно то, что я сказала Джи Би? — мягко спросила Лиз.
— Ужасно? Нет. Хотя могли быть и последствия.
— Почему?
Бретт задал ей встречный вопрос:
— Скажите, почему вы ответили именно так?
— Все просто. — Лиз попыталась говорить спокойно. — Это история моей жизни. Поэтому я оказалась в самолете, который летел из Южной Африки.
Лиз оглядела уютную, тихую гостиную и с удивлением подумала, что могла бы все с легкостью рассказать Бретту.
— Вся моя история может уложиться на одной странице. Мои родители давно умерли. Мать вышла замуж во второй раз, и я жила с отчимом, пока не закончила курсы секретарей и не нашла работу в Лондоне. Полгода назад познакомилась с мужчиной, и мы полюбили друг друга. Когда он получил повышение в Южной Африке, мы решили, что я приеду к нему, устроюсь на работу, а когда найдем квартиру, то поженимся. Но э-этого не произошло.
Губы Лиз задрожали и она замолчала, чтобы успокоиться.
— Поэтому я вернулась, — закончила она.
Бретт помешивал кофе, не глядя на нее, и Лиз была ему за это благодарна.
— Вы правда поняли, что не любите его?
— Нет, все было не так. Он сам разорвал наши отношения. Он нашел более вескую причину для женитьбы, нежели любовь.
— Он так сказал?
— Он сказал, что любовь — это роскошь, которую большинство мужчин не могут себе позволить.
