Через несколько минут все расположились в спальне больного. Александра взяла книгу, но запоздалое опасение, что она не идеально знает греческий язык, заставило ее отложить поэму. Девушка взглянула на Драмма.
— Вы не против почитать?
— Буду счастлив, — ответил он, протягивая длинную худую руку.
Граф взял книгу, и Александра наклонилась над его плечом, чтобы показать, где остановилась. Их щеки почти соприкоснулись. Драмм почувствовал тепло ее кожи, ощутил неуловимый аромат духов, его ноздри раздулись.
Она снова отметила, что для такого худощавого мужчины у него очень широкие плечи. От него пахло хорошим мылом, а чернильно-черные волосы казались такими мягкими, что ей пришлось подавить внезапное желание прижаться к ним лицом.
Девушка выпрямилась и быстро отошла. Драмм заставил себя не смотреть ей вслед. Обоих удивило это чувство близости, так внезапно возникшее, несмотря на присутствие других людей.
Александра села в кресло и взяла шитье. Драмм взял книгу и начал читать. Он не закончил еще страницу, когда Роб пробормотал:
— Темно-винное море? Не понимаю. Как море может быть винного цвета? Море ведь синее, верно?
— Это метафора, — сказал Вин. — Пожалуйста, сэр, продолжайте.
— Я знаю, что такое метафора, — горячо возразил Роб, — а это если и метафора, то плохая, потому что вода никогда не бывает бордового цвета.
— Успокойся, Роб, — приказал ему Кит. — Ты же никогда не видел моря.
— Я видел пруд, — спорил Роб, — и ручей, и море на картинках. И про океаны читал, они всегда синие. Или зеленые, — признал он. — Может, даже серые. Но винного цвета? Не думаю.
— Такое может быть, на закате, — сказал Драмм. — Или перед штормом. Это поэтическая метафора, но не очень большое преувеличение. Когда Эгейское море отражает закат или восход солнца, оно может быть любого цвета.
— Вы были в Греции? — выдохнул Роб.
— Да, — ответил Драмм, откладывая книгу. — Я думаю, будет неплохо, если вы меня об этом расспросите. Вы смогли бы лучше понять поэму, понимая, что видел поэт, когда писал ее.
— Он не видел. Он был слепой, — поправил его Роб.
— Роб! — укоризненно сказал Вин, и Александра, выпрямившись, строго взглянула на младшего из братьев.
Ему не разрешалось исправлять старших, во всяком случае, дома. Роб понял, что совершил ошибку. Он покраснел, опустил глаза и тихо попросил:
— Простите меня. Пожалуйста, продолжайте, сэр.
— Но ты прав, — сказал Драмм. — Гомер был слеп. Хотя это не означает, что он не знал, как выглядит мир. Слепой узнает обо всем со слов зрячих. Я уверен, он был знаком со многими моряками.
— А вы, сэр? — спросил Роб. — Я имею в виду, когда были там, вам приходилось плавать в море?
— Да, конечно, — ответил Драмм. — Нельзя узнать страну, путешествуя только по земле. Я немного поплавал. Давайте я расскажу вам о Греции, как она выглядит и чем пахнет, о ее пище, природе, людях. Тогда, думаю, вы лучше представите себе странствия Одиссея. Именно для этого мой отец посылал меня за границу — чтобы я узнавал больше, чем могут поведать книги.
Александра снова склонилась над шитьем. Может быть, отцы и посылали сыновей за границу с этой целью, но она знала, зачем туда ехали сами молодые люди, вовсе не для лучшего понимания «Одиссеи». Мистер Гаскойн часто читал проповеди на эту тему. Он рассуждал о несправедливости судьбы, предоставляющей правящим классам возможность бросать деньги на ветер, посылая своих похотливых пустоголовых наследников на континент, где те под предлогом получения высшего образования вели беспутную жизнь. Эти привилегированные молодые люди возвращались в Англию порочными бездельниками.
Через несколько минут она подняла голову. Стало ясно, что граф Драммонд не бросал на ветер деньги отца.
— Горы там скалистые и крутые, — говорил он, отвечая на вопрос одного из мальчиков, — но море чудесное, его видно отовсюду. Для древних греков это был важный торговый путь. Весь мир приплывал к ним в гости, но и сами они отправлялись посмотреть, что творится в мире. Они несли цивилизацию но, кроме того, сами перенимали чужую культуру. Они открыли философию и театр, подарили миру все виды искусства… Что ты хочешь спросить, Кит?
— Искусство? Но это ведь заслуга римлян?
— Римляне его усовершенствовали, основы же были заложены греками.
Александра улыбнулась, слушая разгоревшийся спор. Мальчики видели наброски знаменитых мраморных статуй, привезенных в Лондон, и были разочарованы, что скульптуры показались им всего лишь скучными, разбитыми фигурами.
— Там повсюду можно увидеть чудесные произведения искусства, — продолжал Драмм, — многие из которых разрушены. Но не стоит обманываться. Великолепные художники, греки прежде всего были торговцами до мозга костей. Жители островов часто становятся такими — как мы, например. Мы подарили миру Чосера, Шекспира, множество поэтов. Но еще продаем шерсть и сыр, олово и уголь. Вот почему римляне хотели завоевать нас — не из-за наших бардов и поэзии. Древние греки торговали вином и оливками. Кстати, оливковые деревья низкорослые и словно сведенные судорогой. Интересно, кем был смельчак, первым попробовавший их горькие плоды, и кто оказался настолько умным, что догадался, какой восхитительный вкус придает им маринад.
— Восхитительный? — недоверчиво спросил Роб.
— Роб прав. — Вин рассмеялся. — Я однажды попробовал маслину, и она свела судорогой мой рот, как оливковое дерево!
Александра взглянула на миссис Тук, думая обменяться с ней улыбками, но дама смотрела на нее обеспокоенно. Наверное, она решила, что мальчики слишком назойливы, печально подумала девушка. Может, так и есть. Они никогда не давали ей прочитать книгу с начала и до конца, постоянно прерывая вопросами. Она считала, что это хороший способ обучения. И высокородный граф Драммонд поощрял обсуждение. Александра вздохнула. Она ничем не могла успокоить миссис Тук. Похоже, та обучалась по старым принципам, как мистер Гаскойн, уроки которого всегда велись строго, в полной тишине. Но Александра сполна вкусила подобного образования, поэтому и отказывалась поступать так же со своими подопечными.
Она видела, как были увлечены мальчики, когда гость продолжил рассказ о Греции. Бедные ребята, подумала Александра, пусть попутешествуют хоть в мечтах. Им никогда не удастся уехать дальше Бристоля, если только мальчики не пойдут служить во флот. Она позаботится, чтобы они получили образование, и тогда они станут клерками, а не путешественниками. Жаль, конечно, но надо реально смотреть в будущее. Поскольку им придется добиваться всего самим, то получение образования пока их единственная цель.
— Кальмары? — удивленно спросил Роб. — Они едят осьминогов и кальмаров?
— Но ты же ешь моллюсков и креветок, — сказала Александра.
— Они съедобные, — запротестовал мальчик. — И у них нет ног.
— А у коровы есть, — заявил Драмм. Теперь возмутилась девушка.
— Пожалуйста, не напоминайте мне! Если бы у меня было достаточно силы воли, я бы питалась одними яйцами.
— Дело не в силе воли, а в аппетите, — возразил граф. — Нет ничего плохого в нормальном здоровом аппетите.
Она посмотрела на Драмма и увидела, что его глаза искрятся, полные озорства. У Александры перехватило дыхание. Она быстро опустила голову, снова уставясь на шитье. Да уж, в аппетите, подумала она, сердясь на себя и на него. Ее вывел из равновесия дразнящий взгляд этих кобальтовых глаз. Он просто флиртует, но сложность заключается в том, что она к этому не привыкла. Девушка сталкивалась только с тяжеловесными попытками ухаживания со стороны деревенских мужчин или с сальными предложениями,
