руки, ужаснувшись своей неожиданной реакции так же, как и той новости, которая ее вызвала. Девушка продолжала говорить, будто боялась остановиться.
— Я из того же приюта, что и мальчики, — объясняла она, обращаясь к свечке, которую держала. — Из другого крыла, конечно, потому что девочек и мальчиков там очень строго держат раздельно. Мистер Гаскойн всегда следил за финансовой стороной дела, знаете ли. И когда он усыновил мальчиков, то обратился к экономке с просьбой подыскать ему послушную девочку, которая умела бы шить, и читать, и обращаться с младшими детьми. Она выбрала меня. Это был очень умный ход с его стороны. Четверых прокормить не труднее, чем троих, и он таким образом получил в придачу няньку для мальчишек. — Ее рука дрожала, заставляя свечу отбрасывать неровные тени на кровать Драмма. — Иногда мужчина может не обратить внимания на отсутствие у невесты приданого, — произнесла девушка, глубоко вздохнув. — Он может решить, что ее образование — это плюс. Думаю, он даже может оказаться достаточно смелым, чтобы противостоять недовольству и злобе старика. Но и в этом случае он захочет узнать, из какой семьи его жена. Невзирая, и несмотря, и не обращая внимания, — с горечью, но четко произнесла она, — на тот факт, что она воспитывалась в доме для сирот и нуждающихся детей. Говорят, меня привели туда в возрасте шести или семи лет. Женщина, которая меня привела, сказала, что она взяла девочку из лондонского приюта и больше не может ее содержать. Ее звали Салли, я помогала ей делать шляпки, это я помню, но я не являлась ее дочерью. У нее жили еще семь сироток, в то время ей надо было избавиться от всех, потому что муж увозил ее в Америку. Она собиралась открыть там мастерскую, провоз стоил дорого, а девочек можно легко найти повсюду.
— Простите, — сказал Драмм, потому что впервые в жизни не знал, что сказать.
Она была права, это невозможно отрицать даже ради ее спокойствия. Он ощутил глубокое разочарование, потому что не сразу понял, с какой готовностью вынашивал идею о том, что может помочь ей с замужеством. Но подкидыш? Драмм почувствовал, что у него упало сердце.
Сироты, как и незаконнорожденные, не имели никакого положения, они были не нужны никому. Просто их слишком много. Само их существование представляло опасность и для плотно сплетенных сетей общества. В конце концов, если бы они имели равные права и равные возможности со всеми, то кто бы стал ценить и уважать законность, брачные узы и остальные трудновыполнимые, но необходимые правила общественного порядка?
Может быть, это несправедливо, но это закон. Не только высшие классы заботятся о родословной. Все знают, как трудно вырастить детей, кормить, одевать и заботиться о них. Если бы людям было позволено подбрасывать своих детей, чтобы ими занимались другие, сам институт брака распался бы. Мораль — это возвышенное понятие, но позор и наказание, преследующее тех, кто ее не соблюдает, усиливают ее законы. Если не будет стыда и позора, все правила, обычаи и уложения четко организованного общества постепенно сведутся к хаосу и анархии.
Поэтому сирот кормят, чтобы они не умерли с голоду, и обучают их различным ремеслам, которыми не захочет овладеть законнорожденный гражданин. Потом они могут работать по найму и даже получать приличное вознаграждение, если в совершенстве овладели своей профессией. Если сироту усыновляла хорошая семья или если опекуном становился богатый человек, который мог дать приемышу образование и хорошо обеспечить, то его жизнь складывалась легче. Но она никогда не могла быть такой же, как у других людей. Сироты не могли получать наследство приемных родителей, как их собственные сыновья и дочери, и опекаемые не имели такой же защиты, как законнорожденные дети.
Драмму стало плохо. Приемный отец Александры дал ей прекрасное образование и, возможно, оставил в наследство часть своих владений. Но при этом невозможно было представить ее женой такого аристократа, как он. И дело здесь не в его проклятой гордости, просто так не принято в обществе, и этого не приемлет его отец. Таков непреложный закон.
Увлечься дочерью учителя — трудная судьба, но увлечься подкидышем, которую удочерил учитель, — это нелепость. Правила здесь просты и известны каждому джентльмену. Представительницы низших классов — предмет развлечений, ничего серьезного, только удовлетворение похоти. Средних классов положено избегать, они воспринимают все слишком серьезно или вообще не подпускают к себе. А свой собственный класс — для женитьбы или для флирта, если партнерша знает, как следует устроить настоящую любовную связь. Но Александра слишком достойная особа для связи, и слишком низкого происхождения для всего остального. С таким сочетанием качеств ему не справиться.
Он лихорадочно размышлял. Девушка была бы сокровищем для любого, не озабоченного тем, чтобы жениться на даме своего круга. Но где она найдет такого, кто к тому же сможет ответить ее требованиям?
Драмм не мог себе представить Александру замужем за невежественным фермером, счастливой крестьянкой, так же как не мог представить, что на ней женится какой-нибудь аристократ. Конечно, существуют престарелые или глуповатые аристократы, которые женятся на кухарках или служанках и становятся печально известны благодаря этому, превращаясь в объект сплетен и насмешек. Драмм нахмурился. Миссис Тук вышла замуж, не возмутив общественного спокойствия, она просто пожертвовала своим положением, и посмотрите, что с ней стало. От нее отреклись и семья, и общество.
Александре нечего было терять — она не имела ни семьи, ни наследства, ни связей. Девушка могла бы найти человека, не придающего значения ее происхождению, — образованного и обеспеченного, которому не надо жениться с целью получения денег или собственности и который не был бы озабочен достижением более высокого положения в обществе. Любовь может двигать горы. Это было ее единственным шансом.
— Ни рыба ни мясо, вот кто я, — хрипло сказала Александра, словно читая его мысли. — Теперь вам понятно?
Он промолчал. Слишком был занят, пытаясь найти ответ, который облегчил бы и ее, и его боль. Она увидела, что Драмм расстроен, и поняла это неправильно.
— Конечно! Как же я забыла? Я могу повредить вашей репутации! Значит, вам лучше уехать!
— Только я сам могу повредить своей репутации, — гневно ответил он. — А это достаточно трудно сделать богатому и, знатному человеку, уж поверьте мне. Я уезжаю, потому что так лучше для всех. Простите, Александра. У вас нет никаких догадок по поводу вашего происхождения? Может, я смогу выяснить что-нибудь, когда вернусь в Лондон? У меня неплохо получается.
Девушка засмеялась.
— Благодарю вас. Мистер Гаскойн был очень дотошным и всезнающим. Дело в том, что я с одинаковым успехом могу быть дочерью и шлюхи, и графини. Простите за грубые слова, но именно так он мне и сказал. Я как Ева, сэр. Мой отец — Господь, моя мать — его супруга, и я не узнаю, кто они, до самой своей смерти.
— А вдруг он вам солгал? — в отчаянии предположил Драмм. — С какой-то целью?
Девушка наклонила голову.
— Он мог бы. Это было в его духе. Но не солгал. Он с самого начала исследовал прошлое всех нас в надежде, что заработает какую-либо награду. Должно быть, на него подействовали прочитанные романы — когда какой-нибудь джентльмен обретает своего потерянного сына, или отыскивается дочь знатной леди, или похищенные младенцы возвращаются в свои благородные семьи и тому подобное. Его поиски закончились ничем. Кит очень мало помнит о своем происхождении, и это воспоминания о бедности. Вин и Роб помнят еще меньше, как и я. Но в приюте знают: мы просто никто и не сможем выяснить, была ли наша жизнь важна хоть для кого-то. Я писала туда после смерти мистера Гаскойна, когда уже незачем было что- то скрывать, если вообще что-то скрывалось. Боюсь, я читала слишком много романов. Ответ был тем же. Меня подбросили в раннем возрасте, и у меня нет семьи. Даже имя на самом деле не мое. Его дали в приюте, — продолжала она, глядя на колеблющееся пламя. — Меня приняли в тот день, когда была одержана победа при Александрии. У Кита его собственное имя, а Вина назвали в честь битвы при Винсенне.
— А Роба в честь Робрес? — спросил Драмм, проводя быстрые вычисления в уме и страшась подумать о том, что дети могут быть настолько не нужными никому, — их даже называют в честь того дня, когда они были найдены.
— Наверное. Слишком много в приюте девочек по имени Мэри и Элизабет, много Томов, Диков и Гарри, — ответила она, поднимая голову и глядя ему прямо в глаза. — Имена цветов, рек и стран быстро
